Для Достоевского его вера не была спокойная, идущая с самого детства данность, как это бывает с нерассуждающе верующими людьми – Достоевский всегда «рассуждал», то есть всегда был обеспокоен сидящим внутри него знаком вопроса. Поэтому, я думаю, он особенно остро чувствовал, что так называемому «христианскому человеку» (человеку христианской цивилизации) в силу того, как устроена шкала его моральных ценностей, заведомо трудней быть счастливым, и потому все его герои так или иначе несчастливы. Как Орфей, спустившийся в мир теней в поиске Эвридики, Достоевский спустился в мир теней каторги и нашел там общество людей, живущее по дохристианским правилам морали. Или тут более уместно сравнение с научно-фантастическим романом, в котором путешественники попадают вдруг в доисторический мир, населенный пещерными людьми, мамонтами и динозаврами? Как бы то ни было, он нашел там людей вроде Петрова, которые даже в таких условиях жизни выглядели беззаботней и, следовательно, счастливей, чем те, кого он знал в своем собственном мире людей (и заведомо счастливей его самого). Сон Ставрогина – это, конечно же, «сон», то есть фантазия самого Достоевского, в жизни которого Дрезденская галерея сыграла огромную роль, и, несмотря на то что он любил свою страну, ему вовсе не пришло в голову поместить «зарю человечества» на территории России.
Но действие его романов, в том числе романа «Бесы», происходит отнюдь не на островах греческого архипелага… Сказав это, я мысленно хлопаю себя по лбу: ведь я был не прав, когда утверждал, что у Достоевского нет счастливых героев! А в «Бесах» есть даже не один, а два персонажа, которые живут, каждый по-своему чувствуя себя счастливыми: Хромоножка и блаженный Семен Яковлевич, и условие, при котором они или кто-то другой, кто пожелает быть счастливым, живя в современном российском обществе, – это полный отрыв от реальности того, что там происходит.
Самое примечательное здесь, что оба этих персонажа стоят вне пространства христианской цивилизации. Вещатели вроде Семена Яковлевича принадлежат ко всем временам и всем культурам, и в говоре этого блаженного нет ни одного «церковного» слова, ни одной религиозной ассоциации. Чрезмерно набеленная, нарумяненная и насурмленная Хромоножка написана так, что искать ее образу жизненную ассоциацию с людьми современной ей России бессмысленно. Куда скорей тут видится образ России, скрытый в тумане языческого прошлого, и Хромоножка со своими румянами и гадальными картами принадлежит больше к тому сказочному времени, чем к нашему. Достоевский в черновых тетрадях не слишком жаловал церковников, записывая, что особые черты характера православного попа – это «скрытность и осторожность». И Хромоножка, и Семен Яковлевич формально входят в соприкосновение с монастырями и монастырскими людьми, но Хромоножка оказывается в монастыре просто потому, что ее там укрывают от пьяницы-брата, а монах, который постоянно находится рядом с Семеном Яковлевичем, играет и вовсе неприглядную роль, пользуясь популярностью блаженного и собирая под него деньги на монастырь.
