Когда Хроникер рассказывает о своем первом впечатлении от встречи со Ставрогиным, он замечает, что после всех рассказов и слухов он «ожидал встретить какого-нибудь грязного оборванца, испитого от разврата и отдающего водкой. Напротив, это был самый изящный джентльмен из всех, которых мне когда-либо приходилось видеть, чрезвычайно хорошо одетый, держащий себя так, как мог держать себя только господин, привыкший к самому утонченному благообразию». Этот абзац напоминает о каком-то другом литературном персонаже, который был написан гораздо позже «Бесов», – я имею в виду «Портрет Дориана Грея». Впрочем, это сравнение не годится, как не годятся никакие сравнения между романтическими злодеями европейской литературы и русскими злодеями Достоевского, потому что все европейские злодеи – это люди, совершающие свои поступки по собственной воле, между тем как преступники Достоевского совершают свои преступления как будто немножко во сне, как будто они немножко сомнамбулы. Даже Раскольников, который сознательно задумал убить процентщицу, ведет себя так, будто не волен над своими действиями, будто какая-то сила и какое-то стечение обстоятельств помимо его воли тащат его совершить задуманное.
Достоевский назвал роман «Бесы» и поставил в эпиграф цитату из Евангелия от Луки, рассказывающую об излечении Иисусом бесноватого при помощи изгнания из него бесов. Кто помыслит, что из Яго, или из Миледи, или из Орлова можно изгнать бесов? Даже самые что ни на есть религиозные кликуши? Но к героям Достоевского такая метафора подходит несравненно больше. Хроникер не говорит, что Ставрогин зол, но что на него порой находят припадки злобы – пусть безудержной, пусть холодной или еще какой – все равно выходит: не Ставрогин владеет злом, а зло владеет Ставрогиным. Воображение Хроникера правильно подсказало ему внешний облик того Ставрогина, который «живет в странной компании, связался с каким-то отребьем петербургского населения, … посещает их семейства, дни и ночи проводит в темных трущобах… стало быть, это ему нравится». Зачем тому Ставрогину вообще приезжать в родной город, тем более что он не зависит материально от матери?
Прошу читателя не думать, что я дидактик и рационализирую; как истинно российский человек я слишком знаю жизнь по инерции, жизнь немножко как в тумане – я сам так прожил в основном свою жизнь. Но в крайностях двойственности облика Ставрогина есть кое-что, требующее осмысления. При всей таинственности и абстрактности его образа, никто не обвинит его, что он
