Россия и европейский романтический герой | страница 42
Даша говорит Ставрогину: «Да сохранит вас Бог от вашего демона…», на что тот отвечает самоуверенно, даже пренебрежительно: «О, какой мой демон! Это просто маленький, гаденький, золотушный бесенок с насморком, из неудавшихся». Напрасно он так отвечает, будто бес у него в кармане, как у кузнеца Вакулы. Было бы так, он был бы, как Яго, или Фоско, или Миледи из «Трех мушкетеров». Это у разбойника Орлова и упомянутых персонажей их дьявол у них в кармане, потому что они всегда поступают по своей воле. Ставрогин же выглядит так, будто попал в духовный капкан, природу которого не понимает и вовсе не знает, почему ни одно из известных мировоззрений не устраивает его. И потому Кириллов, который знает его несравненно больше Хроникера, говорит ему: «вы не сильный человек».
Если попытаться понять не «раздвоенный», но единый смысл капкана, в который пойман Ставрогин, можно понять единый смысл, лежащий подо всеми кажущимися и столь противоречивыми смыслами романа «Бесы». Для этого следует сделать еще один шаг по пути, который указывает герой «Записок из подполья»: «Я упражняюсь в мышлении, и, следственно, у меня всякая первоначальная причина тащит за собою другую, еще более первоначальную, и так далее в бесконечность». Вопрос о бесконечности слишком далек, но если взять поближе и попытаться найти за «первоначальной причиной» (некоторым понятием, которое мы принимаем за аксиому) причину еще более первоначальную… например, если сообразить, что Шатов говорит об относительности понятий добра и зла своим неповоротливым языком буквально то же самое, что выкрикнет несколько лет спустя Ницше: принятые за аксиому Добро и Зло в иудео-христианской системе ценностей вовсе не заданы человеку неким Высшим Существом и вовсе не так уж безусловно отвечают тому, что Достоевский называет в «Бесах» человеческой натурой.
…И может быть даже (согласно Ницше), они для человеческой натуры, как смирительная рубашка или тот самый ставрогинский капкан…
Сильные люди, впрочем, всегда сознавали это гораздо четче, чем несильные. И уж тем более сильные романтические злодеи. Цельность человеческой натуры таких персонажей, как разбойник Орлов, или Яго, или Фоско, или Миледи, проистекает из того, что они существуют в своей автономной области ценностей и презирают ценности христианской цивилизации, именуемые Добром и Злом. Но Ставрогин, этот «не сильный человек», не умеет жить в автономной области ценностей. И тот Ставрогин, который хотел бы оставаться почвенником и православным, и тот Ставрогин, который стал европеизированным атеистом, – оба они все-таки существуют внутри области христианских ценностей Добра и Зла, не ставя ее под сомнение, и в этом заключается их проблема.