. Хотя Византия оказалась хранительницей античных рукописей и хотя там почитались культура и начитанность, к холодно объективной, отстраненной философии на афинский манер византийская ментальность оказалась неспособной, но только к субъективно экзальтированной религиозной. Хотя Раскольников мыслит и пишет свою статью как европеец, Порфирий не верит ему и разгадывает, насколько тот сам себя не знает. Порфирию не обязательно присутствовать при разговоре Раскольникова с сестрой, когда тот говорит, что не понимает, как это делается: вот он человек неверующий, а просил мать молиться за него, – Порфирий и без того знает, насколько Раскольников в своем европеизме несостоятелен.
Вот в чем причина раздраженности и невежливой язвительности Порфирия. Вот почему он так настойчиво старается указать Раскольникову, что тот хоть немного, а должен был полагать себя необыкновенным человеком, коль скоро писал свою статью. Мнение Порфирия: русский человек, Раскольников не способен оставаться в сфере отвлеченно объективного и обязательно должен привнести сюда личную субъективность (что значит в конце концов свою выгоду – пусть духовную, не материальную, все равно). Поединок Порфирия с Раскольниковым – это не поединок конкретного следователя с конкретным преступником, но спор одного теоретика с другим. В романе два идейных сюжета. На поверхности – нечего было Раскольникову убивать, коль он не Наполеон. На втором плане – нечего было Раскольникову соблазняться Гегелем, коль скоро он по-настоящему не способен на холодно-отвлеченное мышление.
«– Ну, полноте, кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает? – со страшной фамильярностию произнес вдруг Порфирий», – и это заявление звучит как выношенная и горькая мысль о современной России, о том, куда она идет – для одного только преступника тут было бы слишком много чести.
«Преступление и наказание» – это трагический роман, но это еще иронический роман, потому что его герой, единственный из всех героев способный совершить подвиг, совершает вместо того нелепое убийство и раздавлен им. В «Преступлении и наказании» Достоевский извлекает изнутри своего сознания и сталкивает между собой Порфирия – носителя национальной и государственной идеи с неразрывным компонентом, православной религией и Раскольникова – носителя западного идеала романтического героя, под предводительством которого униженные и оскорбленные должны были бы войти в Новый Иерусалим. Хотя Достоевский и декларировал в записных книжках активную идею, что Россия спасет Европу православием, в художественных своих произведениях, безо всяких деклараций, образами главных персонажей, то есть на чисто художественном уровне, он куда более тревожно и пессимистически проводил обратную идею: насколько велико и одновременно пагубно влияние европейских ценностей на русских образованных людей. Достоевский всегда подчеркивал, что в то время как европейские нации начинались с акта воли (пример Рима), Россия создавалась пассивно, в результате давления внешних враждебных сил. Разумеется, исторические идеи Достоевского не научны, а символичны, но в них есть зерно истины.
