Беглый дедушка | страница 66
– Пожалуй, что да, – сказал тогда дед, и принялся размышлять, – Слово несет гордыню. «Я чувствую себя виноватым» – это очень гордые слова. Сказать слово – это вообще очень гордо. «Вначале было слово» – это про появление гордыни.
– Дядя Вадим, – сказал я, чтобы остановить дедово излишнесловие, – у вас получилось! Горит!
Дед осекся и замолчал. Разве можно продолжать толкать речь, когда её перебивают, чтобы восхититься другим человеком? Со стороны мое вмешательство в речь аксакала могло показаться хамством… но не показалось. Вмешательство вообще с трудом кажется, оно куда успешнее ощущается через нос.
Люблю выступать спасителем ситуации. Когда дед распаляется, только я могу унять жар. У дяди Вадима получилось обратное – он разжег плиту, и стал закидывать противень уже вымытыми картошинами среднего размера.
– Еще бы не получилось, – буркнул дядя Вадим, – Нам, старогвардейцам, и такое нипочем.
Еще бы почем, после старого «форда»-то.
– А что там у вас за новости? – игриво спросил дядя Вадим, и его интонация разбудила во мне воспоминание об одном глупом фильме, в котором женщина дала мужчине цветы, чтобы он ей их подарил.
Когда мама дает мне деньги, чтобы я их потратил, я никогда не трачу их на маму. А дядя Вадим так спросил, будто денег дал, а теперь ждет подарка.
Щелк, щелк, сразу два раза. Первый за охлаждение деда, второй за понимание интонации дяди Вадима.
Дядя Вадим своей игривостью задал тон. Оставшиеся переглянулись – ну, кто расположен подарить дяде Вадиму букет, приобретенный за его кровные? Разумеется, это пришлось делать маме.
– Да Алексей Ильич тут нам поведал о своей жизни, – сказала мама, – вот, обсуждаем… Ой, Димочка, пойдем-ка с тобой сделаем стол.
Мама справилась с заданием просто блестяще! Особенно ловко прозвучало «вот, обсуждаем». Дядя Вадим наверняка воспринял эти слова, как приглашение в закрытую группу. Причем сразу на должность модератора. А как умело мама драпанула с кухни, утащив с собой малолетку Матраса!
– Ну-ка, ну-ка, – потребовал дядя Вадим, даже не глянув на ловко упорхнувшую маму, – и до чего вы там дообсуждались? Чё, дед, у тебя драма? Натворил чё? Я сразу понял, что ты гасишься. Особенно, когда ты под кровать полез.
Отнести дедову жизнь к иному жанру, нежели драма, дядя Вадим и подумать не мог.
– И сверху потолком, – подсказал я, – чтобы совсем не найти. Вот это была бы точно драма.
– Все мы статисты в чьей-то драме, – задумчиво сказал дед, – Но я не понял, в каком смысле я «гашусь»? Как я могу «гаситься»… А-а, понял.