Интересно, есть ли на этой планете еще кто-нибудь с хря… с микрочипами, как у нас с дедом?
Дед стоял рядом, мокрый, но мужественный. Я сразу понял, что он ветеран не оконченной для него войны, а как же иначе. И это он меня сейчас вызвал на подмогу, а не сам я поперся сюда, сквозь падшие капли ненужного здесь дождя. Это и есть он, бонус. И не важно, в каком он месте: не топчись, выбирая, куда ногу поставить, протяни руки и забери.
Я протянул руку и потянул на себя дверь. Она ожидаемо скрипнула и отворилась.
– Ну, держись, – сказал дед, отодвинул меня в сторону и первым протиснулся внутрь.
– Да я же здесь уже был, – пожал я плечами вслед деду, и вошел вслед за ним.
Взрослые говорят, что слава открывает двери. Если бы не я, дед мог и не пойти в дом, куда сам меня позвал. Выходит, я его слава.
«Здравствуй, домик», говорил мой папа в прихожей той нашей трёшки, когда вечером возвращался с работы. Он именно возвращался, как корабль в порт приписки, а не приходил ночевать. Наверное, и этому дому кто-то так говорил, иначе как бы он простоял столько лет по инерции прежней доброты, никого не ожидая к вечернему чаю?
Ждал ли он конкретно нас, вопрос еще тот. Но меня больше волновало другое: чего нам с дедом сейчас ожидать. Нам, не дому. Чаю нам здесь вряд-ли предложат.
– Дедусь, ты в привидения веришь? – неожиданно спросил я.
Так бывает, когда вопрос живет внутри, пучится, лезет – а ты его никак не выпускаешь. Он тогда сам вспучивается и прорывается… или не прорывается.
Дед не обернулся, чтобы угостить меня ответом, да я и не ждал. Мне было интересно осмотреться, заметить то, на что я не обратил внимание в прошлый раз. Сейчас дом показался мне еще более старым, откровенно вонючим, непонятно на чем держащимся в этом мире. Поскольку мы с Матрасом подвальные гуляки, то я знаю, что такое фундамент. У этого дома, похоже, фундамента не было: настолько кривыми и готовыми рухнуть казались стены. И вообще, здесь всё именно «казалось», а не «было». Казались кривыми стены, казался готовым упасть потолок, пол тоже казались сгнившим, скользким, заваленным мелким мусором. У двери мусора было много, будто его зашвыривали сюда с улицы, проходя мимо. Бутылки, пластик, провода какие-то, пакеты из-под соков, дохлые коты, отрубленные крылья драконов, изношенные детали гиперпривода от летающей тарелки, череп динозавра, недоеденная молью шуба Петра Первого, еще какая-то мелочь. Поодаль, у противоположной стены коридора, было относительно чисто. А когда мы повернули в комнату, могучие кучи хлама снова выросли перед нами, скрывая и стены, и пол. В центре сталактитом, или сталагмитом, возвышалась главная куча, а с потолка прямо в ее центр свисала люстра, тоже сталагмитом. Или сталактитом. Эти два конуса, куча и люстра, почти упирались друг в друга тонкими вершинами, напоминая песочные часы. Будто из люстры вытек весь добрый свет, и стал ненужным мусором на полу.
