– Мама, – предложил я, – а давай будем бояться тетю дикторшу?
– Никого мы не будет бояться, даже её, – твердо сказала мама.
Сейчас никакой дикторши возле старого дома не было. А само страшно не бывает, нужен телевизор. Которого тоже не было.
Осознавая, что такая толковая, как моя, мама имеется не у всех, я принял решение.
– Ну, – сказал я, – я могу сходить. Вы только скажите, чего искать.
– Или кое-кто попрется домой пешком, – пообещал дядя Вадим, глядя на деда.
Дед посмотрел наверх, на козырек, который отворачивается вниз, чтобы солнце не светило в глаза. Такой есть в каждой машине. Я даже подумал, что там, за козырьком, лежит ответ на все дедовы страхи, включая бабайку. Дед даже руку приподнял, потом остановил, потом снова поднял и опустил-таки козырек. Открылось зеркальце, и дед посмотрел в свои глаза, будто советовался.
– А что за день недели сегодня? – спросил дед то ли у зеркальца, то ли у своего отражения.
– Четверг, – немного раздраженно ответил хозяин зеркальца дядя Вадим. Ему не понравилось, что с частями его «форда» разговаривают без его разрешения.
– Четверг, как много в этом звуке для сердца русского слилось, – загадочно молвил дед.
– Как много в нем отозвалось, – продолжил дядя Вадим, и добавил поучительным тоном, – Михаил Сергеевич Пушкин. Наш классик!
– Классики существуют, чтобы было на кого сослаться двух трезвым русским интеллигентам, – сказал дед.
Дядя Вадим фыркнул. В этом звуке слилось много для дяди Вадима. Так с ним разговаривал его «форд».
– Ишь, прорвало, – сказал дядя Вадим, – затрындел балалайкой, как только пацан вызвался сам сходить. Ты не трынди о чем подряд, ты или сам иди, или наставь мальца на путь истинный да благослови, отче.
Так, снова древнерусский…
– Я готов и просто так пойти, без благословения, – сказал я, открыл дверцу и вывалился под дождь.
Лучше мокнуть, чем присутствовать при падении лишних слов взрослого дяди. У дядь слова когда падают, шибко далеко брызги летят. Вот как этот дождь, тоже последствие падших слов какого-нибудь облака.
Не оглядываясь я шагал под дождем в сторону дома. Дождь окропил меня каплями: благословляю. Бывшая калитка махнула мне петлями, как вокзальный инвалид культями: благословляю, парень. Намокшая трава отвалилась в стороны – благословляю, ступай.
– Погодь, я с тобой, – услышал я сзади.
Оказывается, я дошел уже до самого дома, и деду пришлось слегка пробежаться, чтобы догнать меня.
– Это я с тобой, деда, – сказал я, чтобы сделать деду приятно, – Мы вместе.
