Саар завёл руки за спину и, наклонив голову на бок, спросил:
— А как должны были бы располагаться волокна дерева, в случае самоубийства?
— Если сначала на ветку была наложена верёвка, в нашем случае поводок, и только потом на неё было повешено человеческое тело, то волокна дерева с той стороны, где висит труп, будут изогнуты вниз, а с противоположной стороны — верх. Именно поэтому, инспектор, я советую выпилить этот кусок ветки, исследовать его и составить протокол осмотра. А после этого вам не останется ничего другого, как провести вырытие трупа барона — простите, не люблю это новомодное словечко «эксгумация»; я привык к протокольному судебно-следственному вырытие, — а затем и осмотр с последующим вскрытием. Нет никаких сомнений в том, что у него обнаружатся такие признаки насильственной смерти от удушья, как переломы гортани и подъязычной кости. Это смертоубийство. И его надо расследовать. Замечу: преступник — настоящий профессионалист. Он почти не оставил никаких следов.
— Что ж, вы меня убедили, — нервно выговорил инспектор и повернувшись к садовнику, велел: — Любезный, не сочти за труд, выпили мне тот кусок из середины ветки, примерно, в три вершка[6].
Минут через десять огромная ветвь дуба упала. И вскоре Саар, рассматривая потёртости дерева на месте касания с поводком, проговорил:
— Да, чёрт возьми, вы правы. Придётся завтра возвращаться в Фалль, делать эксгумацию и везти труп в Таллин для вскрытия. А впрочем, возможно, я пошлю сюда доктора и своего помощника.
— В таком случае, господин инспектор, нам пора ехать обратно, в Ревель.
— В Таллин, господин Ардашев, в Таллин, — дёрнув щекой, поправил полицейский.
— Пусть будет так. Не будем терять время. «Ситроен» ждёт.
Ровно в два пополудни Ардашев стоял у дома Варнавской с букетом роз. И она, как настоящая дама, появилась в дверях на пять минут позже условленного времени.
Лёгкое цветастое платье слегка просвечивалось на солнце, выделяя изящество женской фигуры ровно настолько, насколько позволяли правила приличия. Ни грамма пошлости и ни малейшего изъяна. В ней было прекрасно всё. Ардашев поймал себя на мысли, что он начинает её сравнивать с Ликой, той самой «дамой с собачкой», с которой он познакомился весной двенадцатого года в Ялте. И Лика была брюнеткой, и глаза у неё были такие же бездонные. Начинающие авторы или поэты средней руки в таких глазах обычно «тонут».
— Добрый день! — просияла Анастасия. — Неужели это мне?
