Она дернулась, а потом неожиданно прижалась к моей груди так, что Кошка, про которую я почти забыл, закряхтела и зашипела, а Клава стала ее целовать и гладить, приговаривая:
— Я же вас сразу узнала, по кошечке, по Мурлиночке. Вы же мне поможете, вы же всем скажете, что я не сама, это Генка меня заставил, ведь скажете же?
— Будет, голубки ворковать, понял? — раздалось у нас за спиной. — Я тут уже давно на вас любуюсь…
— Петрович, — сказал я, — нехорошо подслушивать.
— Я про себя вопрос решал: охмурит тебя Клавка или нет? — подмигнул мне бывший мент. — Понял! Как она тебе про челюскинцев заливала!
— Я не заливала, дядя Петрович, я всю чистую правду про Генку рассказала, чтоб он меня понял, чтоб помог. Ведь поможете?
Клавка жалобно заглянула мне в лицо.
— Ты нам, Клавушка, поможешь, — сказал Петрович, — если, конечно, не ищешь лишних проблем. Понял?
— Поняла… — поправил я.
— Хорошо бы, — сказал Петрович.
— А Генка? — спросила Клава.
— А ему опять не повезет. Только на этот раз мы его не забудем. Зараза он, Генка твой, — сказал Петрович, задумчиво глядя на порозовевшую от рассвета воду. — Я ни лодки, ни паромщика не нашел, понял?
Но вы-то уже, наверное, сами поняли, а мне рассказал Петрович, что именно Калерия Тимофеевна оказалась для всех наших знакомых той самой доброй заморской тетушкой. Чувство, возникшее у Ленки и Саида на почве ремонта, окончилось маршем Мендельсона. И теперь он со своей молодой женой обретался у Калерии в качестве сподвижника и охранника. Так что нелегкий бизнес со всеми прелестями рэкета наш доблестный джигит променял на спокойную жизнь управляющего кошачьим хозяйством и благоверную в русской глубинке.
Будучи в прошлом владелицей отеля в своей солнечной Швейцарии, Калерия Тимофеевна помогла и Петровичу с Тамарой на их новом поприще.
И я полагаю, что именно с момента появления Дерзайцевской барыни в Большом, Генка решил, что с ее деньгами его дальнейшая жизнь будет обеспечена, но как к ним подступиться, оставалось для «челюскинца» загадкой.
Как нам уже известно, в период своей неудачливости он проживал в бывшем Доме рыбака за то, что работал там истопником. Правда, я сомневаюсь, чтобы он топил, как считает Клавка, дровами. Но когда Дом рыбака в один прекрасный день стал «Отелем Тамара», Генка оказался не у дел.
Следовало срочно искать крышу над головой и средства на пропитание. Генка сел на первый попавшийся автобус и оказался на Мышеславльской переправе, а потом и в самом этом славном городе. Направо от пристани в Мышеславле, как известно, имеется ряд магазинов. Можно было попроситься туда грузчиком, но где тогда жить? Неунывающий, познавший тайны йоги «маркшейдер» пошел налево и оказался в краеведческом музее. Там он обрел и кров, и скромную зарплату сторожа. Но в Большом оставалась Генкина зазноба — уборщица Дома рыбака.
