.
Комментировать сказанное, очевидно, не стоит — все ясно и так. Дело здесь, разумеется, не столько в обновленцах, сколько в принципиальном подходе властей к проблеме: возрождение старых отношений (тесной связи государства и Церкви) заранее предполагало государственную помощь.
Конечно, легко обвинить Патриарха Сергия в конформизме, но невозможно признать его лишь безыдейным и безнравственным честолюбцем, желавшим власти любой ценой. Он, конечно же, желал власти, но при этом оставался глубоко верующим человеком, искренне желавшим блага Церкви — как он его, это благо, понимал. Следовательно, вопрос о поступках Патриарха Сергия и его политической линии есть вопрос о том, что такое благо Церкви (как социального института), и что этим благом не является.
Существует старая истина: подобное порождает подобное, а добро не рождается от зла, оно от добра рождается. Благо ли для Церкви покупать легализацию ценой неравного «конкордата» с безбожным государством, ценой отказа от честного слова в защиту уничтожаемой веры и истребляемого клира?
Стоит ли сохранять единое церковное управление, отказываясь от правды, заявляя об отсутствии гонений и тем самым как бы подхлестывая их?
Зная конечную цель государственной политики в отношении любой религии и Церкви, а также методы ее достижения в первое послереволюционное десятилетие, это было совершенно ошибочно. Разумеется, утопающий хватается за соломинку, а надежда умирает последней. Но ведь есть еще и история: политический конформизм с врагом никого не спасал. Нельзя верить тому, кто вовсе не считает необходимым держать в тайне мечту о полном уничтожении Имени Бога на земле.
После 1927 г. митрополит Сергий был вынужден несколько раз публично лгать: раз вступив в соглашение с властями, он оказался связан с ними на всю жизнь. Существует версия, согласно которой в случае несогласия Заместителя Патриаршего Местоблюстителя в феврале 1930 г. заявить в интервью, что в СССР гонения на религию никогда не было и нет, всех русских епископов — и находившихся под стражей, и тогда еще «свободных» — расстреляли бы. Получается, что «ложь во спасение» была необходима. Но достигла ли она своей цели?
Увы, нет. В лучшем случае ложь эта лишь «заморозила» на время процесс постепенного полного уничтожения русского православного епископата и священства. «Заморозила», но не остановила. Ведь именно с 1930-х гг. начался новый массированный накат сталинской машины на религию и Церковь. Под прикрытием мифа о свободе совести атеистические власти усиливали репрессии против православной конфессии, зримо доказав, что ложь не спасает. Более того, в середине 1937 г. в среде партийного и советского актива получило широкое распространение мнение о необходимости вообще ликвидировать законодательство о культах, в том числе и постановление 1929 г. С этой идеей выступал, в частности, Г. М. Маленков. Коммунистические бонзы не стеснялись утверждать, что это постановление создало «организационную основу для оформления наиболее активной части церковников и сектантов в широко разветвленную, враждебную советской власти легальную организацию в 600 тыс. человек по всему СССР»
