.
Подтверждает это мнение канадского ученого и так называемое «Соловецкое послание», датируемое маем 1927 г. и обращенное «К Правительству СССР». Искренне желая положить конец «прискорбным недоразумениям между Церковью и Советской властью», епископы изложили принципы, определявшие, по их убеждению, церковное отношение к государству. Коснувшись мировоззренческих проблем, они констатировали глубокое расхождение «в самых основаниях миросозерцания» между Церковью и государством, подчеркнув, что поэтому между ними «не может быть никакого внутреннего сближения или примирения, как невозможно примирение между положением и отрицанием, между да и нет, потому что душою Церкви, условием Ее бытия и смыслом Ее существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм»[123]. Однако, по мнению соловецких епископов, это вовсе не означало, что договориться с безбожной властью принципиально невозможно. Проблема состояла в своеобразном разграничении полномочий: Богу — Богово, а кесарю — кесарево. Епископы точно подметили, как обновленцы смешали эти два понятия, возвращая себя в положение государственной Церкви. «Совершенное устранение Церкви от вмешательства в политическую жизнь в Республике, — говорилось в „Послании“, — с необходимостью влечет за собой и Ее уклонение от всякого надзора за политической благонадежностью своих членов»[124]. При этом ссыльные архиереи наивно напоминали правительству, что закон об отделении Церкви от государства двусторонен и содержит также отказ последнего от вмешательства во внутренние дела Церкви, ее вероучение, богослужение и управление. В этом и только в этом пассаже содержится коренная ошибка большинства русских клириков, надеявшихся на соблюдение большевиками ими же написанного (без учета церковных интересов) закона. Парадоксально, но десятилетняя советская действительность и даже собственный горький опыт невинно осужденных (sic!) не заставили соловецких епископов отказаться от надежды на возможность честного диалога с властями. Честного диалога быть не могло, ибо власть имущим в Советском Союзе не нужна была лояльная Церковь, им вообще никакая Церковь не была нужна. В крайнем случае они могли «потерпеть» (до времени), но за свое «терпение» (без реальных гарантий: какие гарантии, если религия — опиум для народа, род духовной сивухи, источник мракобесия и всяческой реакции) требовали полного подчинения, полной зависимости. Иными словами, власть призывала Церковь пойти по пути обновленцев, подчиниться безбожному кесарю вплоть до того, чтобы исполнять любые его прихоти: выступать с политическими декларациями против карловчан и любых других «наймитов» буржуазного мира, подбирать — по согласованию — иерархию, не поминать епископов, снятых по «политическим» мотивам со своих кафедр, т. е. быть по-большевистски лояльной.
