Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси | страница 126
Умение договариваться, вовремя молчать и говорить всегда было отличительной чертой Сергия. Он являл собою образчик, выражаясь языком XIX столетия, «политичного человека». Показательна аттестация, данная ему вскоре после открытия Религиозно-философских собраний А. П. Чеховым. В письме к одному из организаторов собраний, редактору-издателю популярного в начале XX столетия «Журнала для всех» В. С. Миролюбову, Чехов задавался вопросом, что у него, Миролюбова, «хорошего и прямого человека», общего «с Розановым, с превыспренне хитрейшим Сергием, наконец, с сытнейшим Мережковским?»[204] Оставляя за скобками характеристику Розанова и Мережковского, обратим внимание на оценку епископа Сергия. Не терпевший даже малейшей фальши, А. П. Чехов воспринимал ректора С.-Петербургской Духовной Академии как человека неискреннего, скорее всего потому, что видел в нем сознательного проводника правительственных идей по «обращению» интеллигенции. Ошибался ли он? Видимо, так ставить вопрос некорректно, время накладывает свой отпечаток на восприятие. Показательно лишь то, что писатель видел епископа Сергия таким же, как и не уважавшийся им, Чеховым, Розанов. Свойства характера исторической личности, подмеченные разными, даже стоявшими на различных политических, эстетических и т. п. позициях людей, порой помогают понять эту личность гораздо лучше, чем могли понять ее современники, как правило более пристрастные, чем потомки. В этой связи показательна приводимая В. В. Розановым заметка преподавателя столичной Духовной Академии, будущего «революционного» обер-прокурора Св. Синода А. В. Карташева, — «На соборном служении», относящаяся к началу XX столетия.
Карташев описывает случай, произошедший в Казанском соборе столицы после обедни, когда духовенство, во главе с епископом Сергием, вышло на середину храма для совершения молебна. «Какой-то молодой рабочий, стоявший у решетки, обратился к еп. Сергию, когда тот поравнялся с ним, со словами: — „Епископ! Я обращался к митрополиту, чтобы он помог голодающим. Вы ничего, однако, не сделали! Где же у вас душа, где сердце?“ Произошло смятение, — писал Антон Владимирович, — но духовенство, не изменив ни на йоту своей программы, дошло до места и начало служить молебен». Рабочий попытался своими криками заглушить пение, затем опустился в бессилии на пол, почти потеряв сознание. Его вывели из храма, передав в руки околоточному