У синего моря | страница 24

— Василий тебе брат?

— Зачем брат, — без улыбки ответил Егор, — жених Анке. Давно жених. Оленей дал, шкурки дал, скоро Анка замуж пойдет.

— Ты, наверно, шутишь, Егор?

— Пошто шутишь?

— Да ведь молодая она, не выросла еще замуж выходить.

— Много дочь жила, — твердо и безапелляционно заявил отец. — Десять раз, пожалуй, снег падал, десять раз трава росла. Много.

Наталья Петровна внимательно посмотрела на девочку, на ее худенькие руки, чуть побледневшее лицо. Шея казалась особенно тонкой в широком разрезе меховой кухлянки.

— Десять лет — это еще ребенок, — волнуясь, заговорила Наталья Петровна. — Сейчас на Камчатке новый закон: нельзя таких девочек отдавать замуж.

— Можно. Олешки я взял, шкуры взял. Слово дал. Василий хороший жених, богатый, мяса много, охотник ловкий. Можно.

Анка широко открытыми глазами смотрела то на отца, то на гостью, видела, как сердится отец и хмурится Наталья Петровна, и ждала, что будет дальше.

Наталья Петровна задумалась, потом спросила:

— Когда же ты хочешь отдать ее?

— Василий-то на охоту пойдет, вернется, тогда возьмет, пожалуй.

— Тогда отпусти ее к нам, погостить…

Анке очень понравились в комнате большие окна. В них видно солнышко, небо, видно, как бегут тучки, виден багряный закат. Анка часто подходила к окну, трогала стекло языком и смотрела, смотрела…

Отражение свое Анка видела раньше в чистой, тихой воде, но, подойдя к трюмо, невольно попятилась. Затем с опаской разглядывала и пощупала обратную сторону. И хоть там, кроме тонкой фанеры, не было ничего, все равно боялась подходить к нему близко. Издали примерила все Леночкины платья, платки, шапочки.

В бане, глядя на Лену, Анка смело разделась и по примеру подружки намылила голову. Тут же раздался отчаянный крик, и мыло полетело на пол. Наталье Петровне пришлось срочно промывать Анкины глаза. Зато с каким наслаждением она надевала белоснежную рубашку, чулки и Ленкино фланелевое платье! Звонко смеялась, хлопала себя по бокам, животу, груди.

Когда сели пить чай, Анка притихла, сжалась, стала робко оглядываться, Наталья Петровна забеспокоилась:

— Что с тобой, голова болит?

— Нет, не болит, — тихо ответила девочка и, хлопнув густыми ресницами, добавила: — Я новая, он — старый…

Наталья Петровна обняла ее за худенькие плечи.

— Девочка, ты не хочешь жить в юрте Василия?

В открытых глазах горела тревога.

— Может, тебе плохо у нас?

Девочка выскользнула из рук Натальи Петровны, отбежала в угол, привычно легко села на пол, уронила голову в колени. По дрожащим, остро выступившим лопаткам было видно, что Анка плачет.