— Лена, надень сейчас же!
Молча, недружелюбно поглядывая одна на другую, натягивали они торбаса и чижи. В мягкой меховой обуви застывшие дорогой ноги стали быстро отходить, и Ленка первая пошла на примирение: стала рассматривать одежду Анки: ее выкрашенную в оранжевый цвет ольховой корой кухлянку, ременные кисточки на ней и бисерные нитки, шитье в елочный крест оленьими жилами. Кроме кухлянки на Анке были длинные, заправленные в торбаса меховые штаны и, больше — ничего. Ленка удивленно посмотрела на мать.
Как же она…
— Потом, Лена, — перебила ее Наталья Петровна.
Анка не знала слова «потом» и, тут же, прихлопывая в ладоши, повторила его несколько раз.
Она знала немного русский язык, еще с тех пор, как больная лежала у Матвея.
Отец же часто ездил на базу: то отвозил дрова, то просто гостевал — и каждый раз узнавал все новые русские слова. Для Анки это было вроде игры, она очень быстро заучивала их, и сейчас была довольна, что может понять, о чем идет речь, и что сама умеет говорить.
Подвигая к Ленке вареное оленье мясо, мороженую шикшу и морошку, чуть растягивая слова, говорила:
— Лена, ешь, хорошо…
Потом стремительно убежала и вернулась с небольшим сундучком. В нем была чайная посуда. Девочка достала ее и стала протирать мохом.
Праздник продолжался. Два парня мастерили что-то похожее на детскую жужжалку, только во много раз больше. Вертушка посреди нерпичьего ремня была примерно полуметровой длины, сам ремень — метра три. Сперва, когда ее начали раскачивать, ремень скручивался, но постепенно нарастало жужжание, и там, где была вертушка, образовался белокисейный круг, и жужжание становилось все звонче. Одна пара выбилась из сил, ее сменила другая. Люди стояли, затаив дыхание, ждали, когда лопнет ремень. И вот — резкий щелчок! Началась невообразимая свалка, замелькали ножи. Ленка пронзительно закричала. Анка удивленно посмотрела на нее, улыбнулась. А Наталья Петровна беспокойно спросила:
— Егор, зачем же так, зарежут кого-нибудь.
— Пошто режут? Олень, пожалуй, режут, людей — нет. Надо ловко, потому и хорошо. Кто много режет ремень, тот много нерпа убьет.
Свалка, как началась, так же внезапно и прекратилась. Некоторые из гостей подходили к столику пить чай, другие, прощаясь с Натальей Петровной за руку, уходили. В юрте стало просторно, тихо, возле костра блаженно растянулись собаки.
К Анке подошел коряк лет тридцати, тот, что привез русских гостей, широко улыбнулся, провел грязной ладонью по спине девочки. Анка сжалась, глаза испуганно метнулись в сторону отца. Наталья Петровна спросила Егора:
