Матвей подошел к окну.
— Растет комбинат, а ведь когда я начинал, одна избушка стояла.
— Строим помаленьку. Твое начало, мой конец.
— Ну, конца-то, пожалуй, тут не видать. Сейчас все приходится делать вручную, а вот построим электростанцию, тогда не придется людям на плечах таскать сельдь в Анапке, конвейеры будут. Да и обработка рыбы механизируется. Одним словом, проснется Камчатка.
— Так, значит, рыбу сам обрабатывать будешь?
— Голова кругом идет. Хоть бы с осени предупредили. Подумай сам, — Матвей отошел от окна, закурил, — икрянки нет, тары нет, икряного мастера тоже нет.
— Икряного мастера я тебе дам, тарой обеспечат, а икрянку строй.
— Начали уж. Пойдем, покажи людей.
— Э, нет. Пойдем сперва обедать. Мне от моей Натальи Петровны и так уж попадает, что ты редко заходишь.
— Сейчас не могу, сам знаешь: всюду один, и Егор ждет.
— Егор? А говоришь, покажи. Он наверняка отобрал самых лучших.
— Отобрал… Что они — олени?
— Олени не олени, а у вас место лучше, прямо курорт — зелень кругом, цветы, а мы в песке тонем. Сам бы к вам сбежал.
— Как же, вытащишь тебя. Ну, ладно, пойдем, а то ведь нам домой сегодня.
Когда Невзоров с Матвеем вышел, молодой белобрысый парень допытывал Егора:
— Платить как будете, мне это важно…
— Тебя, Митин, только плата и интересует, а ведь ты комсомолец, — перебил парня Невзоров.
— Так это ж главное, товарищ директор, я, можно сказать, за этим и ехал, коровенка худая, дом надо…
— За длинными рублями, значит?
— Ладно, платить будем хорошо. Ты скажи, как работать будешь? — спросил Матвей.
— Работает он хорошо, — ответил за парня Ильин — худенький старик небольшого роста. Матвей посмотрел на него и подумал: «Где только сила в нем держится? Разве что в бороде, уж больно велика».
— Что смотришь, человек? Не смотри, что тощ, сила в жилах у меня, — лукаво улыбаясь, представился Ильин.
— Уж не надумал ли и ты, Ильин, уйти от меня?
— Надумал, директор. Не жил я среди этого народа, интересуюсь.
— Интересуешься… А если я не разрешу?
— Дело твое, человек. Только, я думаю, какая тебе польза делать мне неприятность? Ты пойми, по воле-то красивее жить.
— Ах, Егор, Егор, что ж ты наделал? Лучшего плотника отнял.
— Так мы-то давно с ним друзья. Он плотник — я плотник.
— А может, останешься, дед, а?
— Слово я дал, не годится человеку перекидываться.
— Ну, что поделаешь! Я вот смотрю на Матвея и думаю: непременно сейчас будет катер просить.
— Так она, потребность-то человека, нескончаема, — ответил Ильин за Матвея.
