— Да. Скажи Лукашевскому, срочно нужна операция.
Старик дал Егору легкую нарту, запряженную двенадцатью собаками, и он уехал.
Надвигалась ночь, но люди не расходились. Окружив большой костер, молча, боязливо прислушивались к стуку бубна. Он гремел на все стойбище.
Завыла собака. Ей начала вторить другая, третья. Скоро вой подхватили все собаки стойбища.
Старик молчал. Но глаза его неотрывно следили за каждым движением Матвея и ждали…
Собаки наконец смолкли. Прекратил свое колдовство и шаман. Наступила тишина. А люди все чего-то ждали.
Парню становилось хуже. Крупные капли пота покрыли лоб, глаза ввалились, живот затвердел. Теперь Матвей уже был уверен, что это приступ аппендицита.
«На что же рассчитывает шаман? — думал он. — Ведь исход болезни может быть разным. Видно, плохи его дела, если решился на такой риск».
Шаман Хогай — старый знакомец. Шесть лет назад Матвей впервые увидел его. Артель только создавалась. И коряки то уходили, то приходили. В это трудное время, в самый разгар путины в реке вдруг стала дохнуть рыба. Огромные кетины всплывали, покачивая белыми брюшками. Матвей ничего не мог понять. За два дня из артели ушли пятнадцать семей: испугались наказания злых духов. Задачу помогла разрешить Авдеевна — она потеряла целое ведро негашеной извести. Матвей тогда догадался: рыбу кто-то глушит. Стал дежурить на реке по ночам. И только на третью ночь ему удалось поймать виновника. Это был Хогай. Тогда ему удалось скрыться. С тех пор они не встречались. Правда, не один раз был прострелен малахай Матвея, но кто старался, трудно узнать — тундра большая, кустов много.
И вот неожиданная встреча. Он вошел в юрту. Его пропустили к костру. Прищурив косые глаза, шаман прямо смотрел на пламя.
— Ты, говорят, можешь вылечить парня? Если через десять минут ему станет легче, ты получишь десять оленей, — предложил Матвей.
Хогай молчал.
— Ты хорошо по-русски умеешь говорить, Хогай, даже грамоту знаешь, почему сейчас молчишь?
Хогай встряхнул длинными, как у женщины, волосами и твердо ответил:
— Парень умрет.
— Я тебе предлагаю то, что ты просил у старика.
— Не надо. Пусть умрет.
— Не надо потому, что спасти парня не можешь.
Хогай порывисто встал, вышел из юрты. Вслед за ним один за другим стали уходить коряки. Скоро юрта опустела. Матвей не удерживал людей. Он знал — словами не докажешь.
Старик молчал.
Матвей устал. Хотелось спать, но он не отходил от больного: в эту ночь от Хогая можно было ожидать чего угодно. «Только бы скорее приехал Лукашевский, — думал Матвей, — только бы скорее!»
