Эта выгнанная обманом старушка раньше навещала соседей и всё плакала, а теперь уже, видно, давно успокоилась, поэтому больше не жаловалась, сказала, что живёт прилично («Вместе с сестрой?» – спросила Надя, и старушка ответила, что теперь без сестры, и Надя забоялась дальше спрашивать, не умерла ли эта древняя сестра), живёт прилично, развела много цветов («На балконе?» – спросила опять Надя, а старушка сказала, что нет, над головой, как-то странно ответила, и Надя опять не стала переспрашивать где), но Наде самой было важно выговориться, и она тут же всё выложила по порядку.
Старушка ей сказала так: «Ищи дядю Корнила».
И всё.
Дальше она заторопилась и как-то буквально молниеносно исчезла за углом своего бывшего дома.
Надя, поражённая, заглянула за угол, повернула ещё раз за угол, но и во дворе уже знакомой старушки не было.
Делать нечего: Надя опять стала всех обзванивать и опрашивать кого могла, и на почте одна женщина в очереди сказала ей, что дядя Корнил живёт в слесарне при больнице около метро.
И что он сам на грани смерти, ему нельзя пить.
Но без бутылки слесаря её туда не пустят.
Мало того, без бутылки и он ничего не скажет.
Надо сделать то-то и то-то, постелить свежее полотенчико, поставить водку и так далее.
Женщина всё объяснила и сказала, где больница.
Вид у неё был нехороший, бледный, как будто она сама была из больницы, причём вся в чёрном и на голове как покрывало, волосы чёрные, глаза красивые, какие-то добрые.
Не помня себя, Надя бросилась покупать водку, всё приготовила, сложила в сумку.
У больницы ей указали наконец эту мастерскую, обычный подвал в больнице, вернее, обычный шалман.
Видимо, все алкаши района собирались там.
У входа Надя увидела двоих-троих, которые болтались под дверью, то ли ожидая кого, то ли просто гуляя.
Надя, испугавшись, что у неё отнимут бутылки, пошла на дверь как танк, буквально разметала сопротивление (дверь открылась только на громкий стук, даже едва приотворилась, но Надя, показавши бутылку из сумки, протиснулась в подвал, и следом за нею стали проталкиваться, видимо, и те уличные, была какая-то возня, крики за спиной).
Бутылку у неё приняли сразу.
Причём тот человек, который взял у неё спиртное, покачал головой и сказал, что дядя Корнил отходит, а пить ему нельзя.
Тем не менее они сразу указали ей в угол, где около шкафа без дверей лежал прямо на полу мужик как из помойки, раскинув руки.
Надя поступила так, как ей говорила та женщина с почты: расстелила полотенчико, поставила чистую бутылку со стаканчиком, нарезала хлеба, выложила солёных огурчиков на бумагу и рядом денежку на опохмел.
