И только теперь, вернувшись из больницы, она всё сразу восстановила в памяти и тут же, подняв табуретку, выдвинула из-под кровати чемодан.
Он был заперт небрежно, только на один замочек, второй отскочил.
Этот торчащий замочек много ей сказал, и она уже безо всякой надежды, оцепенев, открыла чемодан.
Носок лежал на своём месте, в углу под одеждой, но пустой.
В этом носке хранилась вся её надежда на спасение, она строила разные планы: то купить телевизор, то заплатить, чтобы у парня приняли экстерном экзамены за курс средней школы – он бросил учиться в середине года.
То она мечтала поменять квартиру с доплатой, ещё поднатужиться и накопить, однокомнатную на двухкомнатную, хоть в плохом районе, чтобы у мальчика была своя комнатка: пусть ей жилось тяжело с ним, но он был единственным родным человеком, больше никого у неё не осталось, вся семья умерла, весь их род: родители, тётки-дядьки, потом молодым погиб её муж, какой-то злой рок преследовал их.
И вот теперь и мальчик захотел уйти.
Кстати, он давно уже поговаривал о таких вещах, неуклонно приближалось время призыва в армию, а он с детства был мягким, добрым ребёнком, не любил драться, говорил, что не может тронуть человека, и из-за этого его частенько избивали в школе, его постоянно преследовали трое ребят из соседнего класса, смеялись, что он не даёт сдачи, такой слабак, и вытрясали у него из карманов всё вплоть до носового платка, а он молчал.
Что не мешало ему теперь, в пьяном виде, замахиваться на мать: вообще с ним произошли страшные перемены, когда он подружился с дворовыми парнями старше его.
Они взяли мальчика под защиту, как он признался матери, он пришёл домой и сказал, что всё, теперь его никто не тронет, и ходил весёлый, даже слишком весёлый.
Вот тогда, в четырнадцать лет, он стал требовать у матери магнитофон, ребята давали ему переписать кассеты, а он не мог им признаться, что у него ничего нет, только сидел и смотрел на эти кассеты.
Он, видимо, им нахвастал насчёт собственного магнитофона, выдавая желаемое за действительное.
Он знал, что у матери есть деньги, она берегла, копила, работала везде, где могла, но при этом она всегда ему твёрдо говорила, что карманные деньги могут его испортить, он ещё, чего доброго, начнёт пить и курить.
Он и начал довольно быстро пить и курить, его угощали, видимо; кроме того, он всё-таки находил материнские заначки и подворовывал помаленьку, она была рассеянной и никогда не знала, сколько у неё чего.
