Женя надела материны серёжки, точно такие, какие недавно сняла, взяла иконку, собрала свои бедные вещички и пошла на вокзал. Она нарочно решила пройти мимо той стройки, чтобы увидеть старика и женщину, похожую на маму, но ничего такого не обнаружила. Не было ни стройки, ни того пустыря, сиял белый день, кругом тянулись дома и сады.
Бабушка, провожавшая её, ни слова не спросила у неё, почему Женя идёт не на вокзал, а в другую сторону, к свалке, а Женя сказала вдруг, что думает: где-то тут должна быть могила мамы, надо поискать у тополя на пустыре.
Бабушка возразила, что дочь её исчезла совсем в другом городе, но Женя не слушала, а всё искала тополь и у первого же попавшегося села на землю, прислонилась к стволу и заплакала навзрыд.
Они так просидели некоторое время, плача, а потом Женя в своём зимнем платье с длинными рукавами уехала из городка насовсем и с тех пор больше не ждала свою мать и не разыскивала её по психбольницам и тюрьмам. Серёжек, правда, она не снимала и не снимает.
У одной женщины повесился сын.
То есть, когда она пришла с ночного дежурства, мальчик лежал на полу, рядом валялась табуретка, а с люстры свисала тонкая синтетическая верёвка.
Рот у парня был в крови, на шее ясно виднелась красная полоска.
Он был без сознания, однако сердце еле слышно билось, так что приехавший на скорой помощи врач сказал, что это была только попытка самоубийства.
Причём на столе лежала записка: «Мамочка, прости, я тебя люблю».
Только тогда, когда сына увезли на каталке по больничному коридору (а мать вместе с ним в карете скорой помощи доехала до приёмного покоя и отстала от него не раньше, чем у дверей реанимации, держалась за его руку) – только тогда она, вернувшись домой, обнаружила, что у неё в тайнике, в шерстяном носке на дне чемодана, ничего не осталось.
А там было два обручальных кольца, все деньги, немного долларов и золотые серёжки с рубинами.
Бедная женщина затем недосчиталась и магнитофона, единственной ценной вещи, которую она вынуждена была купить сыну под его обещание вернуться в школу.
Потом она увидела под кроватью и в кухне много пустых бутылок, в раковине груду грязной посуды, а в уборной следы рвоты и безобразие.
Правду сказать, она ещё с порога, придя рано утром после ночного дежурства, подумала, что тут явно шла гульба (сыну предстояло идти в армию, и он говорил, что пригласит гостей, но мать всё время возражала).
Однако, когда она утром вошла в квартиру, в их единственную на двоих комнату, и увидела покосившуюся люстру, отодвинутый стол, лежащую табуретку и, что ещё страшней, верёвку и тело на полу, у неё мгновенно отшибло все гневные мысли.
