Наконец пришло то время, когда Лина освоила летящую походку аборигенов. Оказалось, что это очень просто. Надо было встать на какую-нибудь ступень повыше и сделать очень широкий шаг в воздух. Следующий шаг другая нога уже производила от толчка, и каждый дальнейший прыжок был всё более свободным и невесомым, как во сне. Бородатый Вася ничего не сказал, однако в положенное время навсегда исчез, видимо, за рекой, в богатом городе, как сочла одинокая Лина, оставшаяся на полном обеспечении, как оказалось. Она вначале думала, без слёз и страха, что теперь её погонят из их летательного аппарата и пища не будет же вечно стоять в холодильнике! Но холодильник пополнялся регулярно, как по кухонному лифту, а Лина не ела ничего, только пила соки и была здорова.
И наконец наступил тот момент, когда она, подумав и потосковав, оторвалась от ступеней своего дома, и широкими шагами помчалась на берег реки к хороводу, и, разомкнув чужие руки, влилась в общую вереницу и полетела по кругу.
Она понимала, что тут что-то совсем не так, и уже не хотела видеть здесь ни маму, ни сыночка. Она даже не хотела здесь встретить тот полк солдат и надеялась, что никого больше не встретит, а если встретит, то не будет знать, кто это, не различит в веренице молодых, бледных, успокоенных лиц, несущихся, как она, свободно – и с надеждой не встретить здесь больше никого, в этом царстве мёртвых, и никогда не узнать, как тоскуют там, в царстве живых.
Одну девушку убили, а потом оживили. Дело было так, что родным сказали, что девушка убита, но не отдали её (все вместе ехали в автобусе, но во время взрыва она стояла впереди, а родители сидели сзади). Девушка была молоденькая, пятнадцати лет, и её отбросило этим взрывом.
Пока вызывали скорые, пока развозили раненых и погибших, отец держал девочку на руках, хотя ясно было, что она умерла, и врач констатировал смерть. Потом девушку всё-таки надо было увезти, но отец и мать сели в ту же скорую и доехали со своим ребёнком до морга.
Она лежала на носилках как живая, но не было ни пульса, ни дыхания. Родителей отправили домой, они не хотели уходить, но ещё не время было отдавать им тело, предстояли всякие необходимые в нашем правосудии и судебной медицине вещи, а именно вскрытие и установление причин.
Однако отец, человек, обезумевший от горя, да ещё и глубоко верующий христианин, решил свою девочку украсть. Он отвёз домой жену, она была уже почти без сознания, выдержал разговор с тёщей, разбудил соседку-медичку и попросил у неё белый халат, а затем, взяв все деньги, какие были в доме, поехал к ближайшей больнице, нанял там пустую скорую (было два часа ночи) и с носилками и парнишкой-медбратом, одетый в белый халат, проник в ту больницу, где держали его девочку, спустился от охранника по лестнице в подвальный коридор, спокойно вошёл в морг, там никого не было, нашёл своего ребёнка, с медбратом положил её на носилки и затем, вызвав грузовой лифт, поднял свою ношу на третий этаж, в хирургическую реанимацию. Он всё изучил тут, пока они ждали решения вечером, в приёмном покое.
