Мистер Кон исследует "русский дух" | страница 9



. А вот другое любопытное признание. Национализм, пишет Кон, нередко служил государственной власти "законным основанием для употребления силы как против своих собственных граждан, так и против других государств"[23](!). Но это отдельные оговорки Кона, а не принципиальная оценка фактов по существу.

Факты истории опровергают домыслы об извечном, едином "духе наций" — откуда же в таком случае взялись в социологии всем известные понятия "Запад", "Восток"? Дело в том, что европейские страны в период становления буржуазных наций действительно обогнали страны Востока в своем развитии, однако коновский "дух" здесь совершенно не при чем. Не западный или восточный национализм, а уровень социального развития определял на протяжении всей новой истории как передовой характер, так и отставание той или иной страны. Географические понятия Запад и Восток служили всего навсего условными обозначениями разных ступенек социального развития или для выражения противоположности враждующих классовых сил. В этом смысле противоположность Запада и Востока вполне соответствовала, к примеру, противоположности свободного буржуазного Севера и рабовладельческого Юга во время гражданской войны в США. И если Ганс Кон признает в своих трудах, что национальный антагонизм Севера и Юга был связан с различием их "социальной структуры"[24], то почему бы ему не применить тот же принцип к истории других народов и стран. Тогда все встало бы на свои места, а понятия, выражавшие в XVII–XIX вв. противоположность капитализма и феодализма, приобрели совершенно иной конкретно-исторический смысл. В XX в., когда Восток открыл эру социалистических революций, в тех же понятиях иногда условно выражают новую социальную противоположность, новое деление стран мира — на капитализм и социализм.

К вопросу о "постоянстве" национальных традиций

Там, где "теории национализма" не хватает опоры на факты, Кон призывает на помощь авторитет. В предисловии к "Духу современной России" мы читаем: "Гизо, живший в эпоху от Французской революции конца XVIII в. до середины XIX в., был более удачлив как историк и моралист, чем как государственный деятель и политик. С глубоким проникновением в национальную историю он писал: "Когда за плечами народов долгая и славная жизнь, они не в силах порвать со своим прошлым, что бы они ни предпринимали для этого. Они подвержены его воздействию даже в тот момент, когда трудятся над его разрушением. В ходе своих наиболее блистательных преобразований они остаются в основе своего характера и судьбы такими же, какими их когда-то сформировала история. Какой бы смелой и могучей ни была революция, она не может уничтожить национальные традиции прошлого. Поэтому не только ради удовлетворения духовной жажды, но и для правильного поведения нации в ее делах, так важно хорошо знать и понимать эти традиции""