Правительство и его агенты постарались приковать внимание общественности к процессу и в этом вполне преуспели. Не успели сойти со страниц реакционной прессы сообщения о "злодействах" парижских коммунаров, как читатель уже знакомился с циркуляром французского министра иностранных дел Жюля Фавра от 6 июля, который извещал все правительства Европы (России в том числе) о том, что на их территории действует "агентура" Интернационала, и требовал, чтобы правительства после виденных ими в Париже уроков не остались бесстрастными свидетелями подготовки разрушения всех устоев "цивилизации". Минуло всего каких-нибудь две недели, и Россия уже читает правительственное сообщение "О заговоре к ниспровержению установленного в Государстве правительства" и предстоящем суде над "преступниками". Дабы привлечь "благодетельное внимание" публики к материалам процесса, Министерство юстиции специально предложило обеспечить "быстрое и подробное печатание отчетов заседаний". Александр II собственноручно наложил на докладе управляющего Министерством юстиции Эссена резолюцию: "Дай Бог"[84]. Подробнейший стенографический отчет о заседании Петербургской судебной палаты печатался в июле — августе 1871 г. (по сличении текста с "Правительственным вестником"), почти во всех газетах. "Нечаевское дело, естественно, составило главный предмет всех разговоров и толков на прошлой неделе, — свидетельствовала газета "Голос". — Все, от мала до велика, интересовались им… везде и повсюду мы увидели бы одни развернутые листы газет, которые с большею или меньшею жадностью пожирались глазами…"[85]
Замысел реакции был предельно прост: одним ударом покончить со всеми революционными элементами, искоренить "красную крамолу" в самодержавной России столь же радикально, как это делал в республиканской Франции палач Тьер. Буквально все "государственные преступники", выявленные III Отделением за полтора года со дня убийства Иванова, были представлены на нечаевском процессе. К обвинению участников "Народной расправы" Успенского, Кузнецова, Прыжова, Николаева в убийстве Иванова было привязано еще десяток обвинительных актов, где фигурировали не только остальные члены "Народной расправы", но и лица не имевшие никакого касательства к убийству.
Как заявил прокурор Половцев, в деле "такого громадного значения" прежде всего важна роль "предшествующих явлений". Нечаевщина в документах обвинения объявлялась закономерным результатом проникших в Россию в начале 60-х годов "лжеучений коммунизма и социализма", нити от заговора были "протянуты" не только к Каракозову (которому звал подражать Нечаев), но и к Чернышевскому, не только к русской революционной эмиграции в Европе (что "доказывалось" мандатами Бакунина), но и к Интернационалу.
