"Приходится, вообще, внести некоторую поправку в наше представление (т. е. представление буржуазных политиков. — Авт.) о пределах возможности для индивидуальной человеческой воли управлять такими массовыми явлениями, как народная революция… — писал вождь русского кадетизма Милюков в 1920 г., осмысливая уроки Октября и гражданской войны. — Если роль вождей (разумеется, вождей буржуазии. — Авт.) в событиях оказывается менее активной, то зато должно быть сильно исправлено и ходячее представление о пассивной роли инертной массы… Массы принимали от революции то, что соответствовало их желаниям… Отойдя на известное расстояние от событий, мы только теперь начинаем разбирать, пока еще в неясных очертаниях, что в этом поведении масс, инертных, невежественных, забитых, сказалась коллективная народная мудрость… Когда мы будем подводить актив и пассив громадного переворота, через который мы проходим, мы, весьма вероятно, увидим то же, что показало изучение великой французской революции. Разрушились целые классы, оборвалась традиция культурного слоя, но народ перешел в новую жизнь, обогащенный запасом нового опыта, решивший для себя свой главный жизненный вопрос — вопрос о земле".
Ту же мысль Милюков повторил и в 1929 г. в своей книге "Республика или монархия": "Когда мы теперь говорим, что народ сам решит свою политическую судьбу, — это не голая фраза, а признание факта, созданного двенадцатью годами непосредственного участия масс в народной революции".
Подчеркивая значение этих ценных признаний вождя русской буржуазии, сразу же оговоримся: Милюков остался врагом коммунизма. Он "прозрел" только тогда, когда все его открытые ставки на оружие и ложь оказались биты. Он только заигрывал с правдой в целях "новой тактики", он пытался придать хотя бы видимость защиты народных интересов своей слишком откровенной контрреволюционной программе. От признания буржуазным политиком народных интересов на словах целая пропасть до их признания на деле — и русский кадетизм этой пропасти никогда не переступал, на дне ее он нашел свою могилу.
Но, хотя буржуазия не изменила с тех пор своей природы, появились силы, которые могут заставить буржуазию там, где она находится еще у власти, уважать народный интерес. И в познании этой необходимости буржуазным политикам мог бы действительно помочь опыт русской революции, опыт не в том его виде, как он подается "специалистами по России" вроде Кона, а опыт реальный, доля которого нашла, хотя и чисто внешнее, отражение в послереволюционных милюковских статьях.
