Я вошел в город вечером, испытывая трепет и почти благоговение. Несмотря на нынешний упадок, Рим был и останется для меня храмом человечности. Из Рима однажды начнется религиозное преобразование, предопределяющее третий этап нравственного объединения и возрождения Европы. Проходя через ворота Порто дель Пополо, я вздрогнул, точно от удара электрического тока, ощутив дыхание новой жизни.
И хотя Мадзини, Гарибальди и другие революционеры продолжали действовать, «словно люди, возле ворот которых стоит враг, и в то же время как люди, работающие ради вечности» (из выступления Мадзини в законодательном собрании Республики), даже эти политические мечтатели понимали, что обречены. Объединенная военная мощь Неаполитанского королевства, Австрии и Франции обрушилась на них, и между этими тремя силами сложилось почти соревнование, кто первый одержит победу над революционерами и вернет папу. По иронии судьбы, душителем свободы оказалась Франция, а победителями — президент Французской республики Луи Наполеон и генерал Удино. Борьба внутри и вокруг города в мае — июне 1849 года оставила много памятников, особенно на Яникуле, где двадцать лет спустя Италия праздновала свое объединение.
Во времена Республики многие экспатрианты оставили город, некоторые — из политической симпатии к папству, другие попросту боялись за собственную шкуру. Хотя Браунинги очень хотели объединения Италии, за процессом они наблюдали со сравнительно безопасного расстояния — из Флоренции. Уильям Стори и Маргарет Фуллер остались в городе и поддерживали оборону как морально, так и физически. Мисс Фуллер каждый день ходила в госпиталь, ухаживала за ранеными. Она писала:
Папский дворец на Квиринале отвели раненым. Я гуляю с ними по прекрасному саду, кто с перевязанной рукой, кто с палочкой… Два дня назад мы сидели в маленьком павильоне, где папа давал частные аудиенции. Солнце ярко освещало Монте-Марио, и все было видно, как на ладони — белели палатки, среди деревьев расположилась легкая французская кавалерия… Прекрасный час, украденный у разрушений и горя. Я слушала истории, исполненные возвышенного пафоса, как в садах Боккаччо, только теперь в них звучало другое настроение — благородная надежда мужчин, уважение к женщинам.
Рим сдался французам 30 июня 1849 года. Мадзини удалось тайком перебраться в Лондон («Италия — моя страна, но Англия — мой настоящий дом, если он вообще есть у меня»), а Гарибальди с двумя героическими батальонами вырвался через Центральную Италию на нейтральную территорию Сан-Марино и Адриатическое побережье. Вернулся папа, и установился еще более репрессивный режим, поддерживаемый французами. Республиканцы были слишком романтичны, а иногда жестоки. Даже такой закаленный гарибальдиец, как Тревельян, старается оправдать убийство Росси, благородного либерального реформатора. Неудивительно, что клерикальные реакционеры, такие как П. Дж. Чендлери, запомнили и свои потери:
