Вынужденный бежать из-под ареста (после случая со служанкой Анэ, в которую он стрелял, считая, что она стоит на его пути к счастью), Серен предлагает богатой фру оставить дом и «намытариться вместе с ним». Не задумываясь о последствиях своего шага, Мария идет с ним, готовая к новым испытаниям. И понятно, что теперь в глазах общества она окончательно становится «отверженной». Ханжа отец лишает ее всякой помощи и в новом прошении на имя короля даже требует ее ссылки. Безропотно переносит она выпавшие на ее долю невзгоды.
Встреча «матушки» Марии Груббе с молодым Хольбергом, по мысли Брандеса, была исторически неизбежной. Но записки Хольберга, воспроизводившие этот эпизод, заставили Якобсена изменить свои первоначальные планы в отношении финала романа. Мысль об оскорбленном достоинстве женщины и о ее поступках, порою невольных и непреднамеренных (после случая, когда она испытала потребность жестоко мстить Ульрику Фредерику и даже готова была убить его), автор «Фру Марии Груббе» предполагал изложить «в форме защитительного письма обвиняемой». Разговор Хольберга с пожилой женщиной, прошедшей суровью испытания, носил по существу ограниченный морально-этический (даже религиозный) характер. Якобсен, естественно, почувствовал недостаточность какой-либо назидательности в этих вопросах и слабость своего прежнего замысла, по которому конец романа мог превратиться в своего рода исповедь.
Так возникло намеренно более широкого масштаба — «описать всю жизнь героини».
Заслуга Якобсена, реалистически воспроизводившего действительность, заключалась не только в объективном повествовании об «упорной и отважной» женщине XVII столетия. Перед читателем, словно в калейдоскопе, проходят и другие яркие характеры, события эпохи, своеобразные традиции, картины быта и нравов. Действие романа из Дании нередко переносится за границу. Правда, эпизоды, развертывающиеся в Амстердаме, Любеке, Нюрнберге или Париже, даны бледнее, схематичнее (за исключением сцены у нидерландского алхимика Бурри и жанровой картинки на постоялом дворе в Ольденбурге, напоминающих полотна Рембрандта и Теньера). Наиболее красочны в романе картины датской действительности, полные движения, порою какой-то искрометности. Это, естественно, не могло относиться к жизни двора и высших слоев общества, по признанию самих героев романа мелких и ничтожных. Сти Хой ядовито говорит о «мизерной стране» с «жалким сколком с настоящего двора» и «неотесанным дворянством».. Короля и придворных заботило соблюдение этикета, интересовали пышные шествия, драбанты с обвитыми цветами свечами, огоньки, фонарики, сказочные представления. Особый шик составляло подать на стол посыпанный блестками «золоченый суп», затмить друг друга на балу необычными нарядами, поразить как будто экспромтом сочиненными французскими, итальянскими или немецкими стишками.
