Опасный менуэт | страница 97



Чем объяснить, что в дни восстания разрушили музей той, которая когда-то спасла Францию? Жанны д’Арк… Взятие Бастилии не означало улучшения жизни народа. Толпа думает не головой, а животом, да, животом. Пала Бастилия, но не случилось ожидаемого, не появился хлеб, не исчез дефицит. Толпа — может ли она царствовать?! И еще, она не останавливается на полпути — вот и "покатилась бочка" к Версалю!..

…В Версале тихо, окончены балы, ночами лишь доносятся зловещие крики птиц. Из Парижа прибывают грустные и страшные вести. Семь голов носят на длинных пиках, и вечернее солнце делает их похожими на призраки.

Но вот вдали раздался глухой и страшный гул. Идут тысячи людей, толпа разъяренных голодных женщин. Они идут тремя колоннами по аллеям Версаля и кричат: "Хлеба! Хлеба!" Во главе — Теруань де Мерикур, та самая, которой очарован граф Строганов. С кудрями до плеч, обнаженной грудью. В розовой косынке поперек лба, Теруань с веселой серьезностью разговаривает с драгунами, сжимает их в патриотических объятиях, уговаривает не стрелять в голодных женщин!

Ночь кошмаров. Женщины вступают во дворец, гвардейцы кричат: "Спасайте королеву!" Она бежит вместе с детьми, с нею — несколько преданных людей.

А утром по требованию толпы на балконе дворца появляются король и королева с детьми. "Уберите детей!" — кричат снизу. Королева отодвигает их в сторону и стоит, сложив на груди руки, готовая ко всему. Кто-то навел на нее ружье, но Лафайет берет ее руку и целует.

Народ требует, чтобы король и королева переехали в Париж, — и вот они уже занимают места в карете.

Шли массовые аресты, доносы на аристократов, и не только на них. Придворные, друзья королевского двора стали мишенью клеветы и злобы. Начались массовые бегства из Парижа, состоятельные люди покидали свои дома.

Мишель не мог застать дома Элизабет. Он наведывался туда каждый вечер, и все напрасно. Она возле королевы? Скрывается в Версале? Как-то встретил Пьера Лебрена, тот был возбужденный, радостный и небритый. И сразу пустился в восторженную агитацию.

— Мы, третье сословие, берем власть! Уже скоро — и всем, кто не с нами, будет плохо. А твой портрет, мазилка, отличный! "Человек из тюрьмы короля" — так мы его назвали! И он сыграл революционную роль. Мерси!

— Зачем? Я не для этого его писал! Какое вы имели право?!

— Ха-ха-ха! Теперь все права — наши!.. А ты, дурень, лучше бы примкнул к нам, пока не поздно, а то твоя-моя Элиза выкинет какой-нибудь номер или… или ее арестуют и тебя с нею.