Жак смотрел на все это с каменным лицом, зато у Мишеля дергалась щека, он сжимал руки. Но тут внимание Жака привлекло то, что происходило на крыше Бастилии.
На краю стены стояла женщина.
— Она же упадет, впереди выбиты камни, — крикнул он. — Эй, там, осторожнее!
И более не спускал глаз с женщины в белом платке. Мишель мог бы поклясться, что никогда не видел Жака таким возбужденным. Из-под ноги ее упал еще один камень, а сама она вдруг обратила взгляд на Жака, что-то крикнула и покачнулась. Или кто-то толкнул ее? Жак подбежал в ту самую секунду, когда тело ее коснулось земли. Бросился на колени, ощупывая, жива ли, дышит ли?
— Жак, поискать доктора? Кто это?
— Это она, она! — в отчаянии кричал Жак.
— Кто она?
— Моя Мадлен. — Глаза его, кажется, навсегда забывшие, что такое слезы, повлажнели.
Жак Мордо сидел на корточках, не спуская глаз со своей Мадлен. Поняв, что она мертва, медленно поднялся, повел вокруг ослепшими глазами. Заметил каменщика с тачкой, бросился к нему, вывалил камни и, не оборачиваясь на ругательства, покатил тележку к телу Мадлен.
Мишель двинулся рядом, но тот велел ему остаться.
— Я сам хочу ее хоронить. Один.
Мишель вспомнил, что когда-то Жак служил на кладбище гробовщиком, и не решился идти следом. Было жарко, он сбросил кафтан и, упорно глядя под ноги, не поднимая головы, не оглядываясь, побрел к дому… Подумать только, в тот момент, когда Жак наконец стал выходить из плена одиночества, из психического капкана, этот странный и чудовищный случай вернул ему любимую Мадлен и тут же забрал ее. Как нелепо устроен мир! Что происходит вокруг? Почему граф Строганов на стороне восставших? Почему Жак не хочет становиться ни на одну сторону? А Элизабет? Где она? Возле своей королевы? Как она рыдала каждый раз, как приходило известие об аресте аристократа, скульптора, артиста! Видимо, в дни таких потрясений действительно срывается с мест и добро, и зло…
Увы! Михаил не знал, что в такие моменты истории время становится иным, старые законы не действуют, новых еще нет и торжествует анархия. Он не мог еще читать великого Гюго, который писал: "Неважно, на чьей стороне сила, важно, на чьей стороне правда". Но на чьей она стороне? Не мог он читать и Бальзака, который говорил: "Закон — паутина, сквозь которую крупные мухи пробиваются, а мелкие застревают… Нравы — это люди, законы — разум страны. Нравы нередко более жестоки, чем законы… Неразумные нравы берут верх над законами".
