Il était un petit navire,
Il étati un petit navire,
Qui n’avait ja-ja-jamais navigue, ohé, ohé…
[9]Мишель отправился на рынок, выручил деньги за свои карты, вывески, которые делал торговцам, и купил холст, краски и все, что нужно для живописания… Ему мерещилось последнее свидание в Смирне, печальный облик Ивана Ивановича, видимо, уже зараженного турецкой лихорадкой.
Михаил работал без устали, а вечерами опять доносилось то мрачное пение, но он понимал лишь одну фразу: о корабле, который все никак не выйдет в море.
На третий вечер сформировался узнаваемый образ старого друга. Толстые губы сложились в добрую улыбку, в курносом лице появился задор. Внутренний голос художнику подсказывал: какой характер — таков должен быть и мазок, то есть широкий и чуть грубоватый, каким никто тогда еще не пользовался. В этом стиле он и работал. В довершение всего вспомнилось, что над кроватью больного висел ковер с разноцветными мотыльками и бабочками. Как это случилось, он и сам не знал, что одна бабочка присела рядом с головой его друга. Может быть, это был он сам.
Уже много дней Мишель не заходил к Элизабет. Его грызла обида, она обращалась с ним как со слугой, пажом, помощником, игрушкой. Решил: когда закончит портрет Хемницера, отправится к ней показать работу. Что скажет?
Она встретила его разъяренной львицей.
— Где вы пропадаете? Почему бросаете меня в самые трудные дни? Предатель! — Приблизилась к нему и взлохматила волосы. — Бесстыдник. Я так одинока, так несчастна!
Он уже проклинал себя за бесчувственность, просил прощения. Портрет он поставил у входа и забыл о нем.
Они пили чай, ели сыр. Какой нежной, ласковой вдруг стала Элизабет. И вдруг неожиданно разразилась монологом:
— Бедная моя королева. Что они делают с ней, злодеи! Я писала ее портрет в Версале, обещала его дать на выставку в Салон — и что же? Эти гадкие критики корчат рожи. "Ах, Элизабет, время ли выставлять портрет, когда народ бурлит!" Глупости. Я обещала, и я дам этот портрет, правда, он еще немного не готов, но, Мишель, дорогой, завтра я его закончу, а вы его отнесете. Хорошо? Мужа просить я не буду, но вы, мон амур, — она опять приблизилась к нему, прислонилась, — вы отнесете его завтра?
Боже! Да разве мог он отказаться! Лишь спросил, во сколько часов должен быть здесь. И был вознагражден поцелуем.
На другой день он явился в Салон, держа в руках завернутую в полотно картину. Место для нее действительно было оставлено. Но что это написано, что за бумага приклеена к стене? Он прочитал — Мадам Дефицит. Он слышал, что на улицах этим словом называли королеву, ее дорогие наряды, украшения. Считали виновной в том, что в Париже продукты стали дефицитом. Но что сказать Элизабет? Дипломатии он не обучен.
