Королева читала холодным, ледяным тоном, без модуляций, и оттого слова еще более действовали на слушающих, кое у кого на глаза навернулись слезы. Она лишь добавила:
— Не кажется ли вам, что все это имеет отношение к нашим временам?
Настроение разрядил король. Благодушно улыбаясь, он вспомнил кое-что из времен своего предка.
— Помните, господа, герцога де Нойоля? Странная история. Он подарил дофине табакерку с испанским табаком, она стала его нюхать… по секрету от короля и скоро заболела, жестокая лихорадка схватила ее… А помните мадемуазель де Лакло? Высокими нравами она не отличалась, однако как была умна!
— Это говорит о том, что под влиянием разума порок не может торжествовать, он исправим, — заметил герцог Орлеанский, — как остроумно Лакло ответила одному маршалу, — продолжал герцог, — он был так невыносимо скучен, что она при всех громко заявила: "Из-за вас мне скучна добродетель" — и объяснила с невинным видом: "Я просто сказала фразу из пьесы!"
Ни улыбки, ни одобрения не выразило лицо Марии-Антуанетты; она просила дослушать Сен-Симона.
— Этот умнейший человек пишет: "Мемуары написаны не для тех, кто является чумой для государства, кто отравляет все и из-за собственной глупости или своекорыстия ведет к гибели дорогами, которые лишь ускоряют упадок, — а для людей, которые жаждут знания, дабы предотвратить гибель, но которых старательно отстраняют те, кто добился могущества и доверия и более всего боится просвещения". Да-а, он прав. Причиной всему прескверные времена, — вздохнув, закончила Мария-Антуанетта.
— Господа, не кажется ли вам, что скоро будет гроза? — многозначительно проговорил, взглянув в окно, неаполитанский посланник. — В случае грозы, достопочтенные дамы, прошу к нам в Неаполитанское королевство. И вас, мадам, тоже. — Он оказывал явные знаки внимания Элизабет.
Королева кинула на него один из уничтожающих взглядов и заметила:
— Если вы имеете в виду парижские толпы, их угрозы, то это просто собрание глупцов, болтунов и оборванцев!
— Да, — поддакнула Элизабет, — пройдет несколько дней, они всё поймут и разочаруются в этих ораторах. — И сгоряча добавила: — Турнуть бы их куда-нибудь, — и рассмеялась.
За столом исчезла напряженность. Насколько Элизабет умела завоевывать сердца, настолько королева лишена была этой способности. Наделенная немецким мистическим предчувствием, она постоянно жила в ожидании катастрофы. К тому же в те дни серьезно болел ее старший сын. Она знала, что Виже-Лебрен закончила ее портрет с детьми и он должен быть выставлен. Мария-Антуанетта спросила об этом, но Элизабет была слишком умна, чтобы раскрывать историю с портретом, еще неизвестно, возьмут ли его в Салон. Она лишь низко поклонилась королеве и изобразила одну из своих самых очаровательных улыбок.
