— Сегодня должен быть месье Строганов. У нас назначен сеанс. Я пойду все приготовлю, а вы встречайте его, вашего соотечественника.
Сад мадам Лебрен благоухал ароматами, в полном цвету стояли яблони, но более всего было фиолетово-розовых деревьев. Невысокие, с корявыми ветками, еще неделю назад они стояли без единого листика, серые, невзрачные среди пышной зелени прочих растений, — и вдруг в три дня сад преобразился. Сухие, безлистные ветки были густо усеяны розовыми соцветиями. Ни на ветвях, ни на стволе, ни даже у основания стволов не осталось и капли серой коры, только сиреневая, фиолетовая и розовая пена.
Еще не налюбовавшись цветущим садом, наш герой услышал, как звякнула калитка, и поспешил навстречу графу Строганову. Представился ему.
— О, русский! Очень приятно, — живо откликнулся граф. — Художник? А я вот брожу по бурлящему городу и не узнаю его. Все пришло в движение, и, кажется, вот-вот разразится гроза.
Михаил взглянул на небо, не сразу поняв, какую грозу имеет в виду гость. Впрочем, на небе тоже громоздились тучи, предвестники грозы.
Павел Александрович был единственным сыном графа Александра Сергеевича Строганова, действительного статского советника, мецената, президента Петербургской академии художеств. Достигший всех степеней известности, отец тем не менее был несчастлив в семейной жизни. С первой женой его развела политика, а вторая жена, родив мальчика, его назвали Попо, Павел, увлеклась другим мужчиной. Отец взял сыну воспитателя — француза Ромма, который внушал воспитаннику свободолюбивые мечты. Молодой граф так увлекся политической жизнью Франции, что даже посещал заседания Национального собрания. Ромм и граф Поль стали членами "Клуба друзей народа".
Внешность графа отличалась необыкновенной притягательностью, да и манера была утонченно аристократичной, то есть свободной, простой, демократичной. Михаил, обрадовавшись, что встретил соотечественника, не удержался и стал расспрашивать о знакомых.
— Львов? О, это весьма уважаемый человек, — отвечал граф. — Почетный член Академии наук, архитектор, сочинитель. И образ мыслей его весьма свободный, он озабочен русской культурой.
— А не слыхали ли вы, Павел Александрович, о старом Демидове? Что он?
— Помнится, года два, как не стало нашего чудака Прокопия Акинфиевича. Да. К сожалению. А ведь был! Был, быть может, последний истинно русский вельможа, да еще и ученый. Кстати, мы в родстве. Моя сестра Елизавета выходит замуж за Николая Демидова, и теперь они в Вене. Дорогой друг, я с первого взгляда поверил вам и скажу по секрету. Я внес немалую сумму на нужды революции. Но прошу вас, если встретите меня в городе, ни звука об этом!
