Пьер Лебрен возмущался беспорядками на улицах, тем, что в лавках нет хлеба, город бурлит, всюду толпы, но слишком мал напор.
— Вы, конечно, чужестранец, и вам это неинтересно, а зря! Некоторые русские на нашей стороне. Старый порядок издох, и третье сословие не желает мириться со своим положением, — вот увидите, оно покажет себя! Аббат Сийес написал книгу, у всех на устах его слова: "Что такое третье сословие? Все. — Чем оно было до сих пор? Ничем. — Чем оно желает быть теперь? Чем-нибудь"… Людовик XVI — ничтожная личность, но он обещает созвать Генеральные штаты, представителей всех сословий. Посмотрим, выполнит ли он свое обещание! Мы будем требовать свободы, равенства и братства!
Тут распахнулась дверь и мадам Лебрен с порога воскликнула:
— Да здравствует дурачество! — повернулась к Мишелю. — Вы еще не ушли? — И снова удалилась.
Пьер Лебрен насмешливо заметил:
— Моя жена пишет портреты королевы Марии-Антуанетты, ее детей. К сожалению, она ярая роялистка и ничего не понимает в политике. Молодой человек, вы новичок в нашем городе, — это великое чудо, что вы явились сюда, можно сказать, в исторический момент. Скоро придем к власти мы, третье сословие!
Мишель, обескураженный всем услышанным, покинул этот дом до завтра.
Мадам не бросала слов на ветер. На следующий день она заставила его позировать, превратив неловкого красавца в римского патриция. В течение нескольких часов он стоял замерев, стойко перенося холод. Она работала молча, карандаш быстро скользил по бумаге. В памяти Мишеля всплывало детство, Нескучный сад, Демидов, он в виде Купидона.
Перед ним была новая Виже-Лебрен, уже не болтливая француженка, а одержимая труженица.
В субботу он оказался на музыкальном вечере. Мадам небрежно представила его гостям и тут же о нем забыла. Она царила в музыкальном салоне, а музыканты, художники, прочие гости толпились вокруг. На стульях лежали лютня, виола да гамба, молчал клавесин.
— Элизабет, ваш "Попугай" просто чудо! Какие краски, какой мазок, а этот нейтральный фон удивителен! Выглядите вы сегодня поразительно! Тигровая расцветка шали, как это идет вам, да вы настоящая тигрица, нет, львица!
Хор комплиментов перешел в спор о живописи. Мишель напряженно вслушивался. Говорили два небрежно одетых господина.
— Вы помните в Версале Пьера Миньяра? Он создал особый стиль беззаботной жизни, игры, его живопись услаждает взгляд.
— Прелесть его еще и в том, что он не гнался за натурой, а создавал приятный эффект.
