Михаил водил рукой по голове, по лицу; между бровей обнаружил шрам, голова болела, шея не поворачивалась. Немолодая смуглая женщина, словно мать, выхаживала беднягу. Окуривала дымом, запеленывала в мокрые тряпки, давала пить живицу, козье молоко, а обращалась весело: "Оле, Микеле!"
Он раздумывал: неужели и впрямь говорил в бреду на португальском языке? Он из той земли?
Даже человек, приговоренный к вечной каторге, смирится со своей участью, если рядом есть другой человек, готовый разделить его судьбу, подставить плечо. Это сделала Мариетта. К счастью, пираты отправились на дальний промысел. Муж ее, Сальвадор, странствовал, и она без помех ухаживала за Микаэлем. Спустя месяц-два шрам между бровей посветлел, раны зажили, он уже мог спускаться к морю. Плавание тоже входило в лечение знахарки. Он даже начал рисовать.
Энергия Мариетты поражала: казалось, она никогда не спит. Михаил просыпался, а она уже тащила вязанку дров, ставила сети, доила коз. Следом за ней ходили три пса. И все любили Михаила.
Вечерами Мариетта садилась у огня с иголкой в руках и шила мужскую одежду, при этом пела старинные испанские песни. Песню о смотрителе маяка, который полюбил жену капитана; когда ют был в море, маяк не загорелся, и капитан погиб. Так перевела песню Мариетта.
Однажды Мариетта сказала:
— Чует мое сердце, что скоро они вернутся. Будет здесь и господин мой. Они сюда, а Мишель в лес, понял? Сальвадор ревность имеет. Он главный, может увезти тебя, продать в Турции, в Греции.
— Как продать? В рабство?
— Слушай меня. — Она отвлеклась, погладила одну из собак, свернувшихся возле ее ног. — Похоже, ждем щенков. — И продолжала, пронизывая его взглядом: — Я знаю, когда они вернутся! Я всегда чувствую. Сальвадор посылает мне сигнал, я принимаю.
— Как — сигнал? Голубя?
— Ха! Голубя! Из его сердца к моему сердцу весть идет. Пока сиди тихо, а придет время, я сама скажу, когда тебе прятаться.
В ожидании ватаги пиратов Михаил решил сделать ее портрет.
— Мало тебе было того урока? — грохотала басовитая усатая женщина. — А я не боюсь! Я из Лиссабона, откуда храбрый Колумб, я ничего не боюсь, рисуй! Найду, куда спрятать. — И провела рукой по его волосам.
Михаил соскучился по карандашу, краскам и писал быстро; портрет получился отличный. Он, конечно, польстил натуре, омолодил Мариетту. И она, расплывшись в улыбке, 96 поцеловала бумагу, схватила Мишеля, притянула к себе и тут же отстранила. Упершись одной рукой в худое бедро, другой в стол, глядя сверху вниз, подмигнула:
