Взгляд Яуряпяя то там, то здесь все время натыкался на снующих по лесу солдат в отдалении, но никому из них не было до него дела. А лес, местами плотный, местами прореженный, все еще был затененным, словно затянутый паутиной, но тени эти, казалось, уже вздрагивали, упруго сопротивляясь проникающему в них солнечному свету.
«Неужели я никому не нужен, — думал Яуряпяя. Почему обо мне все забыли? Даже переводчик… А может быть, он тоже убит, как этот часовой?»
Немного успокоившись, он встал и почувствовал, что колени больше не дрожат. Там, куда ушли русские, гремел бой. Порой он слышался совсем рядом, порой отдалялся. Это, видимо, зависело от направления ветра.
Яуряпяя снова растерялся: его могли принять за вооруженного финского солдата. Но и на месте оставаться уже не имело никакого смысла.
Яуряпяя шагнул вперед. Он прошел метров пятьдесят и уже хотел было обогнуть плотную заросль березовых кустов, как вдруг увидел перед собой крепкого плечистого солдата, спокойно ждущего его с прижатым к боку маленьким, словно игрушечным автоматом. Русский был в каске, с саперной лопатой в чехле на боку и финским ножом с черной рукояткой. Яуряпяя остановился и, глотнув воздуху, торопливо, заученно выкрикнул:
— Плэн! Плэн!
И в этот миг неподалеку от него ударила мина. Он услышал, как горячий осколок впился ему в плечо.
— Венеляйнен![3] — закричал он, падая.
Русский солдат кинулся на помощь, ножом располосовал на нем френч, обнажил тело, потом начал бинтовать, приговаривая:
— Ничего! Жить будешь… Жить… Ничего, не обижайся, это тебя свои приласкали…
Но он и так знал, что это была своя мина, хотя ничего не понял из слов солдата. Зато он понял другое: что поступил правильно, перейдя к русским. И не потому, что сам мог оказаться там, в огненном кольце, на одной из сопок, а потому, что, глядя как бы со стороны на все происходящее, постиг наконец умом и сердцем всю бессмысленность вражды к этим русским.
Волгин совсем не ожидал так скоро заполучить в свои руки финского офицера, захваченного, видимо, врасплох, но удивился еще больше, когда офицер сказал, что он пришел сам.
— Что вы хотите? — спросил Волгин.
— Я хочу быть парламентером, — сказал Янсен. — Я — социал-демократ. Я не хочу много крови. Я понимаю: сопротивление финских солдат бессмысленно.
— Вон что! — сказал Волгин. — Это уже стоящий разговор. А вы уверены в успехе? Вам знакомо настроение личного состава егерских батальонов?
— Знакомо. Если не поколебать их решимость, они будут драться до последнего.
