— Нет, товарищ гвардии подполковник!
— Почему?
— Не спится.
— Впервые слышу, чтобы солдат не хотел спать.
Бойцы невесело засмеялись.
— Посидите с нами, если не торопитесь.
Ему уступили место. Он сел, полусогнув колени, чуть сдвинул на лоб фуражку, обвел всех взглядом, будто надеясь увидеть среди них знакомые лица. И вдруг впрямь увидел. Напротив полулежал Иванников. А через двух человек, чуть в глубине, увидел и узнал другого, белобрового, с медалью «За отвагу», чей рассказ он только что перебил своим появлением. Это был еще старый его солдат, которого он знал со времен десантной операции. Мало их таких осталось у него.
— А, это ты, Окутин?
— Я, товарищ подполковник.
— Дома все хорошо?
— Да без нас чего там хорошего? А так ничего. Жена здорова, дети растут. Два сына…
— Помню, помню. Ты что-то, видать, рассказывал интересное, да я тебе помешал. Продолжай, послушаю.
Окутин улыбнулся.
— Это я о том, — сказал он, — как сегодня один из третьей роты чуть было из меня поджарку не сделал.
Остальные засмеялись. Рассмеялся и Макаров.
— Ну-ну, расскажи.
— Да я, значит, стою с поваром у кухни по наряду, а этот, его все знают, Чижов по фамилии, блатяга, подходит, грешным делом, и говорит сквозь выбитый зуб: «Сало есть?» Повар отвечает: «Есть. Сейчас поджарку буду делать». — «Отрезай кусок!» — «Зачем?» — «Я его нежареным больше люблю, — отвечает. — А не дашь, сейчас из тебя самого поджарку сделаю и вот этого балбеса заодно поджарю», — и показывает на меня…
Макаров и солдаты захохотали.
— Да-а, вам смешно-о! Он же блатной, — продолжал рассказчик. — Черт знает что у него на уме. Стоит, автоматом поигрывает. Пришлось отрезать кусок. «Только, — говорит, — пожалуйтесь! Потом будете чертям баланду варить». И как раз в этот момент Саврасов подвернулся. Хороший парень. Увидел он и кричит: «Чиж! Ты что здесь выплясываешь? Зачем сало взял?» Подошел да как двинет ему по шее. Вот тем и кончилась эта история, — под общий смех досказал Окутин.
В той стороне, где были Медвежьи Ворота, неожиданно громыхнуло — внятно, четко, раскатисто. Потом донесло ветром трескучую перестрелку. Кто-то тревожно сказал вполголоса:
— И ночью неймется. Не иначе — что-то случилось.
Все примолкли, стараясь угадать по шуму перестрелки, что происходит на передовой. Потом Окутин снова заговорил:
— Нам-то, товарищ подполковник, не скоро?
— Не знаю, ребята.
На него посмотрели с недоверием, заухмылялись: «Неправда, вы-то знаете». Но что он мог знать? Не больше, чем они сами.
