Капитан Челюбеев посмотрел на него с отеческой гордостью:
— Это мой лучший командир роты, Александр Васильевич. Большое спасибо, что вы его пригласили.
Постепенно разговоры становились все оживленнее.
Сухощавый комбат Челюбеев, сугубо деловой, на этот раз рассказывал заместителю командира полка по артиллерии Бахареву, известному среди них гурману, о секретах китайской кухни, да так красочно, что тот только ахал и всем своим круглым, почти безбровым лицом выражал удивленный восторг.
Кто-то вспомнил бои под Мегрегой, кто-то, расчувствовавшись, рассказывал своему собеседнику, какой умный и славный растет у него сын. Макаров слушал, улыбался, иногда о чем-нибудь спрашивал Григоровича. Из шума голосов особенно выделялся бас Волгина:
— …Ты чудак, Переверзев, мыслишь схоластическими категориями.
— Ничего не схоластическими, — защищался комбат Переверзев. — Если бы не Гитлер, Германия не начала бы с нами войну.
Бас Волгина загудел еще громче, и многие теперь обратили на него внимание.
— Да пойми ты, — говорил он, — возникновение нацизма в условиях стремления империалистов к новому переделу мира просто неизбежно. Не пришел бы к власти Гитлер, пришел бы другой, не менее кровожадный монстр. Это закономерно…
Теперь их слушали все.
— Но ты же не можешь отрицать, что наш строй особенно не по нутру всем этим гитлерам? Мы у них постоянное бревно в глазу, — продолжал спорить Переверзев.
— Верно, — неожиданно вмешался Григорович. — Для империализма, изживающегося себя в условиях внутренних социальных противоречий, просто необходим новый порядок, вместе с ним и сфера новых влияний, сфера жизненных интересов, завоевание чужих земель. Короче, новый передел мира.
Возьмите для примера ту же Финляндию. Ведь конфликт с нею назревал давно. Финская реакция неоднократно организовывала на нас нападения — и в период интервенции Антанты, и гораздо позже. Но мы всегда помнили, что ее недружелюбие было порождено вековым гнетом царского самодержавия, и поэтому надеялись: рано или поздно она поймет, что теперь нам нечего с нею делить. Вспомните Ленина. Он же лично вручил представителям финского правительства декрет о самоопределении. Ну а что касается будущих отношений, я полагаю, после войны мы найдем общий язык с финнами. Поймут они, что мы действительно не посягаем на их суверенитет. Так же, очевидно, поймете вы, что спорить вам со мной нет повода…
По одобрительным улыбкам слушающих было видно, что рассуждения командира роты понравились им и понравилось еще и то, что Григорович поставил на место именно Розанова, всегда любившего придраться к слову. Макаров же — тот просто не любил пустого фразерства по серьезным вопросам. Розанов, сам будучи военным, должен был бы понимать это. Отбрили — и поделом.
