— О горе-вояки! — сказал Макаров, устало отворачиваясь от подростков. — Пусть побудут под стражей. После привала отпустите.
Раненного в руку бойца бинтовал санинструктор Фокин. Рядом на валуне сидел лейтенант Брескин, ждал, чтобы отправить бойца в санбат, на планшете держал блокнот с красивой ручкой, заправляемой чернилами. Весь правый бок у него от плеча до щиколотки был мокрым: податливая карельская земля, когда он спал, осела под ним, и он оказался в лунке, наполнившейся водой. Брескин все время одергивал липнущую к телу гимнастерку и близоруко щурился из-под очков на солнце, подставляя ему мокрый бок. У Фокина мокрой была спина.
— Раненый, как фамилия? — спросил Брескин, поправляя на переносье очки.
— Саврасов! Андрей Саврасов, товарищ лейтенант.
Это был сильный, плечистый боец, сила которого чувствовалась даже в голосе — спокойном, вязком, с добродушными нотками безмятежности.
— Вот возьмите, боец Саврасов. Это направление в санбат.
— Зачем, товарищ лейтенант? Вы шутите?
— Какие тут шутки? — изумился Брескин.
— Я никуда не пойду. Не делайте из меня посмешище. С такой-то царапиной?
— У вас сквозное ранение предплечья. Необходимо зондирование пулевого отверстия, более тщательная обработка раны.
Саврасов с ухмылкой глянул на забинтованную руку, сдернул книзу мокрый от крови рукав, с дружеской небрежностью бросил Фокину:
— Спасибо, крестоносец! Повязку наложил мастерски. А в санбат я действительно не пойду. Туда только попади — и будешь лежать, пока вы тут самого Маннергейма не прихлопнете. Мне воевать надо, а не отлеживаться на тюфячках. Да и пулю-то схлопотал не в бою, а во время сна… Стыдно!
Брескин, щупленький, тонкий в кости, энергично поднялся, закинул планшетку за спину, сердито сказал:
— Вот что, Саврасов, мне лучше знать, отправлять вас или не отправлять!
Фокин посмотрел на того и другого с напускным безразличием, но было видно, что Саврасов ему нравится своей независимостью, своим юморком, и, желая сгладить явно наметившийся конфликт, вдруг предложил:
— Товарищ лейтенант, да отошлите вы его к Варе Сердюк. Пусть она ему впорет порцию противостолбнячной сыворотки. И все дела. Будет хуже — отправим.
Брескин недовольно раздул крутые ноздри, махнул рукой:
— Ладно. Но старшему лейтенанту Григоровичу я все-таки доложу.
Когда лейтенант ушел, Саврасов признательно протянул Фокину руку:
— Спасибо.
— Ходи на здоровье. А к Варе все-таки загляни. Мало ли что!
Спать после всего этого переполоха Фокин больше не хотел, и надо было просушить гимнастерку с брюками. Подняв с травы санитарную сумку, он побрел к озеру, рядом с которым учебный батальон уже разравнивал взлетную площадку. На берегу увидел Залывина, Бакшанова и Боголюба. Перед ними стоял ящик с трофейными лимонками. Они собирались наглушить рыбы к обеду, но кто-то сказал им, что тут и мальки-то все выцежены — мертвое озеро.
