— Собирался же сделать это сразу, — выдохнул мрачно киммериец и, не удостоив уже мёртвого грабителя взглядом, склонился к телу, скрючившемуся у огня.
Ардазир немного шевельнулся, вздрогнул и тихо застонал. Конан подложил ему под голову окровавленные руки. С веснушчатого, ещё почти детского лица стремительно исчезала краска. Хитрые, как у ласки, глаза понемногу затуманивались, затягиваясь пеленой смерти.
— Киммериец… — настойчивый шёпот едва пробивался из его бледных губ. Руки с длинными тонкими пальцами нервно шарили, нащупывая что-то на земле.
— Лежи спокойно, не двигайся.
Конан взял шкатулку с места, куда её так неохотно отложил Тургут, и подал пареньку. Но тот только покачал головой.
— … Это твоё, держи. Сохрани её… И защити Митанни. И скажи ей… — на выступающих передних зубах появились розовые пузыри.
Кровь залила лёгкие, захлебнулись последние вздохи, и тщетные усилия превозмочь недостаток воздуха прекратились. Из уголка рта тонкой струйкой полилась яркая кровь, понемногу стекая за ухо. Воришка из Махраабада отошёл раз и навсегда под охрану крыльев Бела.
Киммериец медленно опустил его голову наземь. На лице варвара при этом не дрогнул ни один мускул, словно это было лицо статуи, а не человека. Нагнувшись, он поднял хрустальную шкатулку, которая за то краткое время, что он о ней знал, сменила уже третьего владельца.
«Проклятый хлам», — пробормотал он про себя и из любопытства отворил её. Внутри, в семи ячейках, выложенных мягким белым бархатом, лежали семь камней, расположенные в порядке цветов радуги. Ядовито-зелёный изумруд, сине-зелёная бирюза, синий сапфир, тёмно-фиолетовый аметист, тёмно-красный рубин, огненный опал и ярко-жёлтая яшма.
Вдруг на талисман упал первый лучик рассвета.
«Кром!»
Перед ослеплёнными глазами Конана разыгрался красочный фейерверк. Он быстро захлопнул крышку, и свечение исчезло. Варвар огляделся. За ним наблюдало множество любопытных глаз. Комедианты, разбуженные шумом сильной схватки, наполовину сидя, наполовину лёжа, поражённо взирали на необычное зрелище. Когда же они встретились глазами с мрачным взором варвара, то застенчиво отвели взгляды. Лишь одно лицо осталось обращённым к нему, но незрячие глаза на нём просто оцепенело смотрели перед собой.
Конан бережно уложил шкатулку в мешок и направился к Митанни.
— Ардазир мёртв, девушка. Тот мерзавец, что его убил, тоже. Но прежде чем парнишка умер, он говорил о тебе, — и Конан судорожно сглотнул, как будто нечто невысказанное застряло у него в горле.
