Сергей Нечаев | страница 20

Между тем Бакунин поднял на ноги всю русскую эмиграцию. Газеты печатали протесты революционеров. Делегаты отправлялись к самому префекту:

— В свободной республике борцы против деспотизма не имеют убежища?

Но префект полиции за хорошую мзду хорошо зазубрил свою роль:

— Мы всегда были рады приютить политических эмигрантов. Нечаева же мы выдаем не как революционера, а как убийцу.

— Но это политическое убийство!

— Русское правительство обещает судить его только за уголовное преступление.

— И вы верите обещаниям самодержавных жандармов?

— Конечно. Не можем ведь мы укрывать убийц?

Тогда несколько смельчаков решились действовать иначе. На вокзале в день отправки Нечаева собралась кучка возбужденной молодежи. Совсем молодая девушка поминутно оглядывалась на товарищей, не отходя в то же время от подʼезда. Вдруг она вздрогнула и сорвавшимся от волнения голосом произнесла:

— Ведут!

Молодежь затеснилась у выхода на перрон. Через минуту появились жандармы. С оглушительным криком, свистками, сжав кулаки, бросилась молодежь им навстречу. Жандармы невольно отступили на шаг, и молодежь окружила Нечаева. Началась свалка. Публика в панике разбежалась, оставив смельчаков на опустевшем перроне лицом к лицу с полицией. Но силы оказались слишком неравными. Конвой был усиленный и хорошо вооруженный, к нему на помощь подоспели русские шпики, а Нечаев был закован в кандалы. Через минуту два жандарма втолкнули его в вагон, пока остальные продолжали избивать его неудачных освободителей. Дверь вагона захлопнулась. Нечаева увезли в Россию.

Через несколько дней, опасаясь мести, спешил улизнуть из Швейцарии Стемпковский. На том самом перроне, где друзья в последний раз видели Нечаева, нетерпеливо шагал предатель. Руки были запрятаны в карманы, воротник поднят, голова опущена в землю, как у страуса, прячущегося от опасности. Кто-то загородил ему дорогу. Стемпковский поднял глаза и помертвел: прямо в глаза уставилось черное дуло револьвера. Раздался выстрел, и предатель упал. Поднялась тревога. Стрелявших схватили и увели. Жандарм наклонился над убитым. Стемпковский медленно раскрыл глаза, обвел окружающих и, убедившись, что опасность миновала, стал подыматься перепуганный, но невредимый.

Александр II охотно сдержал данное слово. Нечаева судили только как уголовного преступника. Не в интересах правительства было снова вызывать грозную тень «Народной Расправы».

— Подсудимый, признаете ли вы себя виновным?