— Я — эмигрант. Подданным русского императора быть перестал. Формальности вашего судопроизводства не имеют для меня никакого значения. Я признавал бы позорным для себя допустить судить мое поведение…
— Вывести подсудимого!..
Жандармы поволокли его из зала, и уже в дверях раздался его возглас:
— Рабом вашего деспота я быть перестал!.. Долой деспотизм!
Офицер втолкнул его в маленькую комнатку и обрушился на него с кулаками.
Через несколько минут его опять привели.
— Подсудимый, вы обвиняетесь в убийстве из личной ненависти.
— Убийство студента Иванова — политический акт.
— Вывести его.
Опять маленькая комнатка, грубые жандармы и дикие, оскорбительные побои.
Царское правительство сдержало слово. Прокурор в двухчасовой речи доказал, что убийство было совершено с целью… ограбления.
Председатель поднял коротко остриженную голову:
— Подсудимый, вы ничего не имеете сказать в свое оправдание?
— Я считаю унизительным для своего имени защищаться от клеветы, очевидной для всех. Правительство может отнять у меня жизнь, но честь останется при мне.
Старый лицемер кротко обернулся к присяжным:
— Прежде чем вы будете решать, виновен ли этот человек, я хотел бы вам напомнить слова из высочайшего манифеста: «Да царствует милость в судах!»
Нечаев негодующе отрезал:
— А меня бил жандармский офицер!
Двадцати минут было достаточно присяжным для вынесения приговора:
«Подсудимого Нечаева, лишив всех прав состояния, сослать в каторжные работы на двадцать лет».
