Господи, сделай меня чистым, молился я, глядя сквозь стакан с водой на размытых дикторов, и «Гуанатанамо» преображалось во что-то вроде «Гаргантюа». Я хотел присоединиться ко всем этим людям, к их забвению, к их смеху, к небрежному шуршанию газет, переваривать это утро, как многие другие утра. Но жаргон ЛВД уже занял постоянное место в моих мыслях, и у меня не оставалось пространства для привычных утешений, которые обычно успокаивали мой ум и заставляли мир казаться нормальным. Прошлой ночью, лежа на складной кровати в моем номере, когда в моем уме жужжали правила из рабочей тетради ЛВД, больше всего на свете я хотел бы взять пластиковый пульт «Nintendo 64», подключить его к телевизору в отеле и пройти несколько уровней в «Марио» или еще во что-нибудь — что угодно, лишь бы остановить свой ум, застрявший в бесконечной петле вины — но и это было запрещено.
* * *
Моральная инвентаризация (МИ), еще одна частица «Анонимных алкоголиков», которую позаимствовала ЛВД, заняла в моей жизни место регулярного чтения и сочинения. Каждый вечер я должен был сосредоточиться исключительно на своей греховности. Каждый вечер я должен был найти пример греховного поведения в моем прошлом, описать его в подробностях, поделиться им с терапевтической группой и уповать на Бога, что оно будет мне отпущено.
МИ помогала нам узнавать наши ЛО, развитие которых мы могли теперь ясно проследить среди А, Б, $ и По генограмм, созданных, чтобы расчертить греховные истории наших семей. Хотя я почти не делился с матерью тем, чему меня учили каждый день в ЛВД, того небольшого количества терминологии, которое через меня просачивалось, было уже достаточно, чтобы она могла проследить за этим — так что, гоня машину по магистрали, пока я пытался вписать ее в свои записи, она чуть не проехала мимо: очередной набор цифр и букв заполнял ее периферийное зрение и требовал внимания.
— МИ — это которая ступень? — спросила она, резко поворачивая к выходу. Слева магазин, справа торговый центр, утренний свет просачивается сквозь листья дерева, попавшегося у дороги.
— МИ используется во всех двенадцати ступенях, — сказал я, рабочая тетрадь на коленях, домашнее задание поверх нее. Я быстро перечитывал страницу, просматривая, не сказал ли я что-нибудь слишком неловкое, чтобы делиться им с нашей группой — но, сказать по правде, все это было неловким. Вся цель этого упражнения была в том, чтобы осознать, как постыдны эти воспоминания, и переоформить их, чтобы они соответствовали Божьим целям. Моя терапевтическая группа должна была обеспечить необходимую обратную связь, чтобы переход прошел более гладко. Все это напоминало мне поэтическую мастерскую, на которую я ходил во втором семестре колледжа: я ощущал, слушая противоречивые мнения своих ровесников, что весь смысл писательства — создать продукт, никого не оскорбляющий и ничего не защищающий, кроме официально принятой догмы.
