Он поднял черный стираемый маркер с серебристого ложа у края доски.
С. расправила плечи и подняла одну руку, другой натягивая юбку над красными узлами колен — как я вскоре должен был выучить, это были правила номер два, четыре и шесть из раздела «Нормы групповой терапии». «2. Не разрешается горбиться на стульях, откидываться на задних ножках стула, сидеть, скрестив руки, поднимать глаза к потолку или строить гримасы. 4. Поднимайте руку, когда хотите заговорить. 6. Клиенты должны сидеть так, чтобы никто не мог о них запнуться».
Очевидно, она пробыла здесь достаточно долго, чтобы укротить большинство своих «ложных образов».
— Да? — сказал Смид.
— Генограмма — это генеалогическое древо, — сказала она, — только еще на нем указаны пути семейной истории. Что-то вроде иллюстрированной генеалогии.
Или списка действующих лиц, подумал я, вспоминая долгие часы, которые провел в общежитии колледжа, пытаясь расчертить семейную историю «Грозового перевала» в своем блокноте, и писал примечания вроде «Кэти, которая нехорошая» рядом с именами героев. Я подумал о том, получу ли назад свой блокнот.
— Хороший ответ, — сказал Смид и написал слова «генеалогическое древо», «семья» крупным курсивом наверху доски. Он снова повернулся к нам. — Можем ли мы что-нибудь к этому добавить?
Я двинулся на стуле. На занятиях я всегда чувствовал эту нервозность, необходимость покончить с тишиной, которая следует за вопросом, каким бы неуместным ни оказался мой ответ. Кроме того, я хотел произвести впечатление на остальных в группе. Я хотел показать им, как много я знаю, чтобы они увидели, насколько я умнее, что я не делаю глупых опечаток, что по-настоящему мне здесь не место, что это лишь проходной этап, и совсем скоро я найду выход отсюда.
— Это хорошая догадка, С., — сказал Смид, забирая от белобрысого парня кипу постеров. Он передал ее Т., который взял один листок и передал дальше. — Генограмма показывает наследственные сценарии и греховное поведение в наших семьях. Она прослеживает не столько генеалогию, сколько историю, стоящую за нашим греховным поведением.
Смид вернулся к доске. Он эффектным жестом сдернул колпачок с маркера. Сначала написал букву А — алкоголизм. Потом Б — беспорядочные половые связи. Он заполнял доску жирными черными буквами, которые мы должны были использовать как ключ к нашим генограммам. Г — гомосексуальность, Н — наркотики, $ — азартные игры, П — психические заболевания, Аб — аборты, Ба — участие в бандах, По — порнография. Я пытался не обращать внимания на отсутствие в списке Смида параллелизма, основного правила классификаций, которому меня научили еще в средней школе на уроках английского. Посредник, говорил я себе, не всегда должен быть идеальным. Дж. взял один из постеров и передал кипу мне. Я чувствовал, как дрогнула его рука, пока она проходила между нами. Я положил листок на бежевый берберский ковер под ногами.
