— В лесу?
— Почему бы и нет? Люди везде живут. На землянку дровосеков можно наткнуться или на хижину угольщиков… Да и лесник наверняка где-то поблизости — угодья-то его светлости… А мы с вами теперь тоже — его светлости люди. Так что он нас приютит, накормит, а может, и лошадь продаст.
— Ну уж нет, — возразил Леон, — никакой я не человек его светлости. Я сам по себе.
— Все вы, господа, гордые… Это пока жареный петух в темечко не клюнул. Всегда лучше быть при ком-то. Когда ты сам по себе, тебя все равно что и нет…
Дым вдали за кромкой леса, вместо того чтобы поблекнуть в сумерках, был теперь хорошо виден — он приобрел розовый оттенок, которым подсвечивали его снизу невидимые языки пламени.
Леон так привык к сидящей у него за спиной молчаливой Сорейль, что никакого неудобства не чувствовал. Но она-то, должно быть, думает иначе.
— Ты очень устала? — спросил он.
Она вздрогнула, точно очнувшись от тяжкого сна. Потом шепотом отозвалась:
— Нет.
— Потерпишь немного?
— Да, сударь.
Сверхновая в вечернем небе светила гораздо слабее, чем прежде, — не звезда, призрак звезды; временами ее заслоняло бродячее облачко дыма… «Конец света, — подумал Леон, — надо же, такое совпадение. Вот так всегда — на всякое мало-мальски значимое событие в истории всегда найдется какое-нибудь солнечное затмение либо комета… нечто из ряда вон выходящее. А на деле, может, никакого солнечного затмения во время, скажем, Игорева похода и не было, может, летописец вообще ничего подобного в жизни не видел, может, дед ему рассказывал, но что за историческое событие без затмения?»
Неожиданно сплошная зеленовато-бурая стена распалась, и Леон смог различить меж стволами просеку, ведущую в глубь лесной чащи.
— А что, с этим лесом никаких преданий не связано? — спросил он Айльфа.
Невысказанное «надеюсь» повисло в воздухе. Хороший же он этнограф, нечего сказать… Айльф тем не менее его понял.
— Нет-нет, — торопливо сказал он, — разве что так, по мелочам.
Просека была узкой, но тщательно расчищенной — земли его светлости и впрямь содержались в порядке.
А потому передвигаться здесь было легко, несмотря на то, что темнело тут быстро — гораздо быстрей, чем на равнине. В ветвях тревожно посвистывала какая-то ночная птаха.
— Волки тут рыщут, — неожиданно замогильным голосом сказал Айльф, — страшные волки с железными зубами, с пылающей пастью.
Сорейль вздрогнула и крепко вцепилась в пояс Леона. Айльф, довольный произведенным эффектом, хихикнул.
