— Не смей меня обижать, Дьявол. У меня осталось еще одно желание, а ты не бессмертный, я уверена. Что тебе от меня надо?
— Ах, вы просто посмотрите, как она теперь скалит зубы! — черный в наигранном блаженстве закатил глаза и прижал руку к груди. — Ну, наверное, не бессмертный, рыбка. Только и ты, как видно теперь, не святая. Грозишь мне — да еще чем? Прихотью, которую исполнишь силами тьмы! Разве не страшно за душу, милая? Он зачал в тебе такое сильное эго, трахая тебя? Верю, мог. Ведь его собственное — непомерно.
Черный криво ухмыльнулся и, сощурив белые глаза, подступил к витрине; причмокнул, цокнул.
— А ведь не будь этого желания — мы бы с тобой сейчас и не говорили. Знаешь, я предпочитаю, когда работа делается быстро, надежно — пусть даже грязно… Бросить тебя под машину — что было бы легче? Но я обязан дать тебе шанс исправить ошибки, пока ты не сломала все окончательно каким-нибудь жалким «я хочу тебя»! И чего ради? Обмана… Глупого наваждения, которое ты, умная девочка, готова была побороть, пока в тебе не взыграло то, что хотя бы раз в жизни подводит каждого смертного.
Верона слишком сильно сжала в руке стаканчик с чаем, но не чувствовала, что обожглась. Телефон отправился в карман, и этой заминки хватило, чтобы вернуть себе самообладание.
— Я и не была святой, моя душа изначально обещана вере. А что до угроз, так коли тебе нужно было бы, ты бы без разговоров меня бросил под машину, Дьявол. Не в этом причина промедления. И, Боги, точно не в долге.
— Откуда тебе знать, в чем состоит мой долг, рыбка? Не заговаривай зубы, тебе это не идет. — Черный круто развернулся на каблуках и вцепился пристальным взглядом в лицо Вероны. Его улыбка сгнила за мгновение, обернулась неприятным натяжением рта. — Я не буду повторять в третий раз: избавиться от тебя — легко, но ты создала слишком много мороки своим бездумным потаканием греху. И сама — извалялась настолько, что постыдилась бы поминать веру! Я делаю тебе одолжение, девочка. Такое большое, что меня самого можно записывать в праведники. И лучше бы слушать, что я скажу. Ведь если разозлишь — тебе не поможет ничто, кроме окончательного падения; обереги не защитят. Не от меня. И тем более — не теперь. Силенок-то меньше стало, — нет, скажешь?
— Ну я слушаю. Скажи и уходи, — зло выпалила ведьма, потирая вдруг огнем вспыхнувшее запястье. По всем больным местам черный прошелся котиком, но Верона едва ли могла теперь верить. Если силы шли от веры и иссякали при нарушении субъективного контракта, то чем лучше могущество обыкновенной банковской ссуды?
