— Я, очевидно, тоже все еще несколько небезопасен, — беззлобно усмехнулся Шахрур, мельком взглянув на порог. — Просто хотел узнать, как ты… Думал, что, возможно, ты легла спать, но услышал, как ты подходишь.
Верона посмотрела вниз. Джинн тоже успел одомашниться, переоделся в трикотажные брюки и майку.
— Не говори так… Я просто не привыкла и боюсь теперь спать. Ну… — ведьма отвела взгляд в сторону, собираясь с мыслями. И не вернула его Шахруру, даже когда поинтересовалась: — Ты хочешь зайти?
— К тебе в комнату? Я… хочу.
Верона жестом попросила у джинна руку, переступив к нему за порог. Пальцем она чертила на запястье знаки и открывала один за другим свои невидимые замки. Позади раздраженно ворчал домовой — даже швырнул что-то с полки на пол в знак протеста.
— Все, — улыбнулась ведьма, перехватив руку джинна так, чтобы потянуть его за собой. И увлекла с самое сердце своего логова: на мягкий ковер, под мертвые взоры сухостоя и пустоглазых черепов. Шахрур шагал за Вероной осторожно, оглядываясь по сторонам. На его лице отразилась беспокойная задумчивость: наверное, сравнивал то, что видел прежде во сне, с тем, что было наяву. Внимание джинна привлекала каждая мелочь: соседствующие на полках огромных шкафов тома и колдовские знаки, свечи с письменами, что таяли иначе обычных, тяжелые ткани в текстиле и сложенные на маленьком столике в углу рукописные книги. Наконец взгляд Шахрура остановился на небольшой кровати, примостившейся между комодом и стенкой. Любопытство сменилось смущением, и черные глаза метнулись к лицу Вероны.
— У тебя здесь красиво. Уютно и странно. В этой комнате вся ты…
Сухие пальцы вновь сплетались с пальцами Вероны где-то внизу, вне взглядов, даря близость и густое тепло — будто огонь, занявшись ровным жаром, послушно лизал попавшие в него ветви. Ведьма прижалась к плечу джинна. По руке побежала привычная колющая щекотка. Сама суть светлой напоминала ей, что черный всегда будет оставаться черным. Но Верона только заглядывала в теплые угольные глаза и забывала все предназначения и страхи. Возможно, потому теперь она почти не слышала зов крови, казалась беззащитной. Предала свою веру. Предала предков.
— Ты смешно целуешься. Я думала, черные все развязные, как бесы, — ухмыльнулась ведьма, вдруг отпрянув от Шаха, — словно убегала от него, но на деле — от собственных мыслей, — и усаживаясь на кровать. Сверлила джинна взглядом.
Тот, не заставив ждать, вновь оказался совсем близко; присел рядом.
