— Это условие сил. Мое родовое проклятие, если хочешь. Если есть кто-то, способный творить безусловное зло, должен быть кто-то, творящий безусловное добро. Закон равновесия в действии.
— И кто диктует эти законы? Ты сейчас говоришь с джинном — с черным, — который не хочет тебе зла. Ты владеешь его душой, что, очевидно, возмутительно для иных демонов, но… Солнце не упало. — Шахрур приостановился и захватил рукав ведьмы, нашел ее взгляд. — Ты хотела бы изменить свою жизнь? Сама? Никаких условий, никаких родовых проклятий. Никаких законов.
Верона было выдохнула, чтобы ответить, но тут ее взгляд наткнулся на потонувший в полумраке детский уголок и качель-лодочку. Ведьма предложила присесть, чтобы говорить лицом к лицу и поставить кофе. Так и сделали.
— С белыми это не работает. Если я малодушничаю, то меня настигает хворь, — Верона уперлась коленями в колени Шахрура. — Хворь убьет меня очень быстро. Поэтому я не могу бросить человека, каким бы негодяем он ни был.
— Но ведь есть я. Есть магия. Достаточно просто захотеть свободы — и ты ее получишь. Не подумай, я не хочу прямо сейчас призвать тебя к ответу или навязать тебе что-то… Просто это не так плохо, разве нет? Ведь ты могла бы стать счастливее. Ты вообще когда-нибудь об этом думала? — Шахрур оперся на сырую рукоятку качели и улыбнулся.
— Не верю в счастье. Верю в долг, — сощурилась Верона, пряча ухмылку в стакане кофе. — Я чту долг не из страха, Шах. Не боюсь наказания и даже смерти. Я просто знаю цель своего существования. А ты пытаешься мне навязать сейчас, что птице можно не петь, а собаке не лаять. Последнее, что я хотела бы — менять порядок мироздания в угоду своему эго.
— Ну а я хотел бы, — скривился джинн и скрестил руки на груди, нервно дернув коленом. — Свободы. Принятия. Жизни, а не этого всего. Мне тоже говорили про долг, Верона… Да пускай подавятся своими долгами.
Залпом допив кофе, Шахрур раздраженно запустил смятый стаканчик в стоявшую поодаль урну. Тот угодил прямо в цель — и два раза ударился о металлические стенки с оглушительным в тихом уединении грохотом.
— Метко.
Верона добила сладкую вату и теперь с упоенной задумчивостью занималась тем, что обсасывала картонную трубочку. Внутри роились вопросы, злые вопросы разбудили смятение. «Грех какой», — думала ведьма, но впервые сама себе верила с трудом. И от этого в осадке мысленного варева оставался горький страх.
К счастью, Шахрур после непродолжительного молчания все же заговорил снова. Он еще казался несколько подавленным, но, очевидно, тоже бежал от непрошеных мыслей.
