— А хотел? — Верона удивилась. Не тому, что говорил джинн, а резко обжегшему ее интересу. Рядом с ним меркли и напряжение от бесконечных загадок, ворвавшихся в жизнь ведьмы, и страх перед отродьем тьмы.
— Хотел.
— Зачем?
Шахрур глядел исподлобья. В его глазах осело мрачное понимание — может, он наконец догадался, что не способен даже уйти от ответа; губы джинна шевельнулись раз бесшумно, он напряг лоб, но все же заговорил:
— Сперва — потому что меня раздражала защита. Я хотел избавиться от тебя. Хотел власти. Хоть немного. Узнать, что у тебя там. Потом — просто потому что ты сбегала от меня туда в моменты, когда я пытался с тобой поладить. Понравиться тебе. Мне было… одиноко, как в той чертовой бутылке, когда ты уходила — единственный человек, с которым я могу общаться свободно. И я не выломал эту чертову дверь от досады лишь потому, что не смог с самого начала, когда хотел тебя убить.
Верона невесело усмехнулась, а после едва зардевшийся огонек эмоции был затушен бездонным морем вины.
— Извини меня. Я не умею общаться с людьми… Умею помогать, но не общаться. После того, как умерла бабушка, кого-то близкого у меня и не было. Я тебя боялась, когда ты был добр ко мне даже больше, чем…
— А еще просто я хотел тебя, — резко перебил Шахрур, словно пропустив мимо ушей покаяние. Черные глаза джинна воинственно, отчаянно блестели. Но это было не признание. Лишь правда, несущая за собой море немых вопросов. — Хочу. И я никуда не могу деться от этого желания. Оно затихает, когда я здесь, в стенах твоего дома, и мучает меня, когда я ухожу. Особенно с тех пор, как я случайно подсмотрел… Я думал, это просто голод живого тела, и поначалу приставал к тебе просто потому, что ты была ближе. Но потом все началось… Я не мог избавиться от мыслей и снов о тебе ни днем, ни ночью. И мы оба знаем, что ты тоже.
— Какой ты наглец, — зашипела ведьма почти пристыженно. — Но ты же уходил на гулянки. Разве они не утолили твоего голода?
— Ничего не было, — усмехнулся Шахрур. — Ты ведь спрашивала уже тоже, помнишь? Я попытался один раз — и ничего не вышло. Меня тянет к тебе, как пьяницу к бутылке, а все остальное — блекло и противно… Это словно одержимость.
Верона закусила губы и заломала пальцы. Нет, все действительно было похоже на правду: джинн отвечал без промедления, глаз не отводил и, казалось, даже не дышал. Ведьма вспомнила, что и сама к слепому альтруизму была загнана плетями похоти. Шахрур не выходил из мыслей, но быть уязвимой Верона не могла себе позволить.
