Но после Верону ждала большая работа. Хвала новым технологиям — сегодня не приходилось искать специальных людей и книги, чтобы узнать о чем-то, и это хоть как-то облегчало тяжелое погружение в дебри чужеродной культуры и религии. Корни у Исмаила, так уж сложилось, уходили в очень сильную веру. Настолько сильную, что даже быт атеиста с Востока неизбежно опирался на Коран и сунну. Ни побег с родной земли на чужую, как диктовалось в исламе, ни вероотступничество не отрывали мусульманина от корней. Всему там было свое определение.
По части личных интересов Верона и вовсе успела запутаться. Как и в христианстве, в исламе были свои ангелы и демоны — шайтаны, — существа духовного плана, которые боролись за душу человека, чтобы склонить каждый на свою сторону. Праведники верили в Аллаха и беспрекословно служили ему. Грешники отреклись от Всевышнего и подчинились Иблису. Были там и свои языческие боги, большая часть из которых перешла в демонический ранг, но среди всех сверхъестественных тварей особое внимание уделялось джиннам, которые, наряду с людьми, оказались созданиями божьими. Эти, как говорилось, порой вступали в контакт со смертными и, ведомые то шайтаном, то верой в Аллаха, то личными мотивами, нередко сводили людей с ума. Верона поняла, что мусульмане приписывали джиннам огромную свободу воли. И еще она знала: хотя во всех религиях «законы божьи» являются, в сущности, плодом человеческого творчества, было бы ошибкой считать сказанное в них абсолютным вымыслом.
А вот ответить на вопрос, по своей ли вере Исмаил нашел врага в тонком мире, было сложнее. Современность диктовала новые законы: одержимые бесом, на Востоке ли, на Западе, мало чем отличались от душевнобольных в мирском сознании. Религия предлагала универсальное средство — веру. Зло ее боялось, а добро — уважало. Возможно, выбор языка и божества в борьбе с проклятием и темным духом важной роли не играли — тогда Верона справилась бы сама. Но нужно было вернуть и Исмаила к корням, заставить его поверить в спасение…
Оставалось лишь понять, с чем конкретно ведьма имеет дело — и чего ей бояться в ответ.
— Ритуал.
Верона разложила перед собой камни, переплетенные белой нитью ветви ивы, соль. Свечи, расставленные на все четыре стороны, остервенело трещали, и маялось, гнулось пламя без ветра и ведьминого дыхания.
— Невидимое видимо. Вайга, прошу тебя, невидимое видимо…
Верона запалила веник полыни, чтобы после затушить пламя и заставить высушенную траву тлеть в руках. Она шептала. Молила предков подсказать верный путь и поведать, кем являлся ведьмин гость. Тревожно стало сразу: треск пламени, что бенгальских огоньков в новогоднюю ночь, сбивал ее с толку, а нагревшийся плетеный крест на груди подсказывал о злом духе. Татуировку на запястье все так же кололо. Даже жгло.
