— Это очевидно, — сказал он, опуская крышку ноутбука. — Абсолютно.
Но если уж говорить начистоту, вокруг теперь не было ничего абсолютного или очевидного. Доминик блуждал в темноте и не видя дороги к свету. Он не мог отыскать свет даже в собственном творчестве. Наверное, нужно поскорее вернуть The Light домой! Может быть, полотно станет точкой отсчёта, восстановит душевное равновесие?.. Ведь оно не так давно казалось универсальным мерилом красоты.
Доминик будто бы лишился всякой опоры и тонул, тонул в беспощадной тьме, в чужом безумии, отталкивающем и мутном, но со дна вязкого мрака поднималось что-то ещё, огромное и страшное. И он не понимал, как выяснить, что же это такое, как не мог больше разобраться в себе.
Или это безумие жаждет стать им самим?..
Вэйл встал и прошёл на кухню, чтобы заварить чай. Простые действия, чёткие и почти механические, должны были успокоить, помочь разуму стабилизироваться, точно можно в космической пустоте имелось положение, где вновь появляются верх и низ. Доминику была нужна щепотка самообмана, маленькая капля, которая если не сумела бы придать уверенности, то хотя бы позволила заснуть.
На крайний случай оставалось ещё одно занятие, которое всегда приводило Доминика в себя, но он берёг его, как наркоман — последнюю дозу. Систематизация кистей и тюбиков с краской. Он уделял ей единственный день в месяц, и время ещё не пришло, но Вэйл уже предчувствовал, что если и дальше будет так же издёрган, то стоит отправиться в мастерскую и отдаться монотонному процессу. Или прогрунтовать холсты, чего он давно не делал сам, предпочитая оставлять эту работу любимому магазинчику, где закупался принадлежностями для рисования.
Сумрак за окном почти не разбивался фонарным светом, она показалась Доминику густой и липкой, будто кто-то вылил её из банки прямо на город. Однако и в этой темноте была едва заметна машина, стоявшая чуть поодаль от его дома. И Доминик, с присущей ему тщательностью заучивший все номера соседских автомобилей и их марки, был уверен, что эта — точно ему неизвестна. Чужеродное пятно, которое не дополняло, а разрывало канву ночи, пусть и не отличалось от сумрака цветом или фактурой. Доминик чуял её, как слепые понимают, что в их комнате кто-то переставил мебель, ещё до того, как споткнутся.
Взяв чашку с чаем, Вэйл приблизился к кухонному окну, выходящему в нужную сторону, и чуть раздвинул жалюзи, которые были почти закрыты. Фонари как раз погасли — было три часа ночи, и в это время улица всегда погружалась в абсолютный мрак. Чёрное небо тоже не давало никакой надежды на дополнительный свет, но, приглядевшись, Доминик всё-таки различил очертания авто. Какая-то недорогая машина, для многих слишком обычная и серая, чтобы обращать на неё внимание. Вэйл задумчиво сделал глоток.
