* * *
Заснуть сразу он не сумел, как ни старался, пришлось обратиться за помощью к снотворному, чего давненько не случалось. Возможно, это было странно, однако Доминик боялся умереть во сне. Ему казалось, что это похоже на утопление, только не лёгкие заполняются водой, а мозг заливают жуткие бесформенные видения, и оттого он не может больше функционировать. Удушье, вызванное вышедшими из-под контроля снами. Вэйл даже сотворил несколько работ на эту тему, втайне злорадствуя, когда никто из критиков не разгадал заложенного в полотнах образа. Но сегодня он старательно проигнорировал застарелую фобию, решив перетерпеть паническую атаку, которая неизменно следовала за принятием капсул препарата.
Он уже держал на ладони таблетки, собираясь с духом, когда завибрировал мобильный. Прежде Доминик никогда бы не поднял трубку — не то было время, не то настроение, да и не в его правилах — отвечать на звонки после одиннадцати. Сейчас же он почему-то знал — это очень важный звонок. Его нельзя пропустить, нельзя пойти на поводу собственного кодекса.
И он ответил, хотя звонили с неизвестного номера. Голос Рика, звучавший словно из другой реальности, показался Доминику по-настоящему жутким.
— Снова второй, — сказал тот отрывисто, но было ясно, что он имеет в виду. — Если бы ты только видел это вживую… Ты получишь фото, но, пожалуйста, не смотри их сразу. Это… не стоит смотреть на ночь. Прости, что тревожу так поздно.
— Я понял, — Доминик отправил капсулы обратно в баночку. Нет, бессонница была кстати.
Рик прислал фотографии уже через полчаса.
Рассматривая вызывающие отторжение снимки, Доминик размышлял, чего может желать или добиваться «второй». Мысленно он называл его именно так, и не узнать его почерк было невозможно. На этот раз гротескную пародию, сложенную из человеческого тела, он угадал не так легко, но потом всё-таки припомнил. Этот этюд уже давно занимал место в галерее Анхелики — не потому что входил во все экспозиции, а всего лишь из-за того, что прекрасно вписывался в пустоту простенка в холле. Туда мало смотрели, там даже не было подсветки, но выбор показался Доминику гораздо более неприятным, чем очередное полотно с последней выставки. Убийца словно намекал, что присутствует рядом довольно долго. Приглядывается, выведал все укромные уголки.
Вэйл снова задумчиво перелистал снимки. Создавалось впечатление, что он пытается прочесть книгу на чужом языке, в котором буквы только чудятся знакомыми. Может, он зря забивает голову этими убийствами? Может быть, это лишь разрушает его самого?
