Я поставил в стакан лавровую ветвь — вам, так рвавшиеся к победе, чтоб не забыть горький вкус этой победы, горькую цену этой победы. Лавр мира мёртвых. Memento mori… И повернулся к выходу.
— Зора, я…
В дверях я столкнулся с молодой женщиной в длинной чёрной накидке. На руках у неё спал грудной младенец. При виде нас она явно смутилась — по всему видно было, не чаяла она встретить здесь мужское общество, пришла в гости к соседке — поговорить о чём-нибудь сугубо женском, о кулинарии там, о рукоделии… Её-то муж, не задержанный такими гостями, уже возился где-нибудь в саду. Я смотрел на неё и вдруг узнал. Хотя видел это лицо, может быть, пару раз по телевизору, и совсем, совсем не таким. Шахидка, взорвавшая себя на многолюдной улице. Тоже верившая в сады, где внизу текут реки и где для праведных — чистые супруги… Что ж, хоть здесь у неё всё это есть. И это у неё уже не отнимут, не заставят отдать свои и чужие жизни. Здесь они до неё не доберутся…
— Не говори ей, — шепнул я хозяину и, пряча слёзы, проскользнул мимо неё.
День делал вид, что клонится к вечеру. Солнечные пятна рассеянно бродили по траве, играя в салочки с тенями. Но солнца всё так же не было.
Впрочем, что важнее — солнце или его свет? Кто больше, кто меньше солнечного света приносят из того мира в этот, кто покой приносит, кто смятение, кто кромешную тьму… Реален ли этот мир вообще? Или он — коллективное заблуждение несчастных, одурманенных, обагривших свои руки кровью по локоть за мираж? Не бог дал им этот рай, а они сами, потому что считали, что имели на это право.
Но тогда получается, и те, внизу, сами создали себе такое существование — потому что прекрасно знали, что райских садов не заслуживают, да и не верили, по-честному, в эти сады? Выходит, всё же есть в человеке какая-то совесть, и она судит его за всё, что он сделал — при жизни ещё можно заставить её молчать, но после смерти уже нельзя… Выходит, бог живёт внутри каждого, и там вершит свой суд, свою награду или наказание? И выходит, бог этот может знать не всё, может заблуждаться?
Я склонился над гладью маленького озерца, в котором окрестные деревья отражались так чётко, что отражения казались реальнее самих деревьев. Но водную гладь тут же взбаламутил дождь лепестков. В раю нынче весна…
Андрис, как же поступит с тобой твой бог? Греческой Эмпусе и то стало тебя жаль, а тебе самому — вижу, нет.
Я летел и смахивал слёзы — зло и лихорадочно, не дай бог сослепу ткнуть в какую не ту кнопку, хотя это, кажется, невозможно… И я очень надеялся, что слёзы эти долетят очень глубоко вниз, не до живых мертвецов даже, а до чего-то ещё глубже, до чего-то, что причина всему, кто по-настоящему во всём виновен, кто отвечает и за тех внизу, хладнокровно губивших чужие жизни, и за тех вверху, этими жизнями совсем не дороживших… Главное верить, что есть эта причина. Счастлив тот, кто верит. Что корень зла не в самом человеке, что первопричину можно на кого-то свалить. Потому что победить сатану всё-таки намного легче, чем самого себя.
